Черные дыры в Российском Законодательстве 2002'4

Home Поиск Издания Контакты k-press.ru


Продолжается подписка на наши издания! Вы не забыли подписаться?

Теоретические основы сочетания частных и публичных интересов, проблемы их реализации в досудебном производстве по преступлениям, совершенным в чрезвычайных ситуациях

Сергеев А.Б., к.ю.н., нач. кафедры, подполковник милиции
Челябинский юридический институт МВД России

I. Прогресс общества связан со стремлением людей к свободе, к более полному удовлетворению своих интересов. С развитием цивилизации идеи свободы личности, приоритет прав человека приобретают все большее значение. Каждое демократическое государство старается максимально полно и последовательно закрепить в Конституции основные права и свободы человека и гражданина.

В настоящее время Россия, являясь частью мирового сообщества, признает Всеобщую декларацию прав человека, Устав ООН, международные пакты о гражданских и политических правах, участвует в договоренностях в рамках СБСЕ, многих международных конвенциях.

Конституция России закрепляет положение, по которому Российское государство гарантирует права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права.

На современном этапе реализация конституционных норм в России осуществляется в тяжелейших условиях, вызванных политическими, экономическими, социальными трудностями, свойственными любому государству, переживающему переходный период. Переходный период от тоталитаризма и беззакония к цивилизованному обществу характеризуется многочисленными конфликтами в российском обществе, которые вызваны разнополярностью интересов его членов. В столь сложных условиях Россия демонстрирует всему миру, что она не только верит в провозглашенные идеалы, не только закрепляет основанные на них принципы в своем главном законе в качестве общеобязательных исходных норм, но и старается последовательно осуществлять их на практике.

Цель государства заключается в стремлении максимально полного удовлетворения интересов своих граждан. Однако ни одно государство не может предоставить человеку безграничную свободу, поскольку это привело бы к проявлению эгоистического своеволия и анархизма, к бесконечным столкновениям и конфликтам индивидуальных интересов, к дестабилизации общественной жизни. Именно государство призвано обеспечивать общественный порядок и осуществлять рациональную организацию общества в социально-политическом процессе. Поэтому главнейшей задачей государства является разрешение противоречий, возникающих при столкновении различных интересов в обществе и сопровождающихся конфликтами.

Вот почему система прав и свобод строится таким образом, чтобы обеспечить выполнение в первую очередь “усредненных” (общественных) интересов, которые остаются после исключения из всей совокупности множества частных интересов. Усредненные интересы — это общественные интересы, без удовлетворения которых невозможно реализовать частные интересы. Обеспечение общественных интересов создает предпосылки для нормального, устойчивого развития как самого государства, так и общества в целом. Признанные государством общественные интересы, закрепленные правовыми нормами и ими охраняемые, получают статус публичного интереса. “Публичный” интерес есть признанный государством и обеспеченный правом интерес социальной общности, удовлетворение которого служит условием и гарантией ее существования и развития.

Общественный (публичный) интерес — понятие собирательное и складывается из разноуровневых интересов отдельных слоев общества. Это могут быть интересы людей, объединенных в профсоюзы, политические партии (то есть интересы общественных организаций). Это могут быть территориальные интересы (интересы регионов). Государство обязано помогать реализации интересов во всех сферах жизнедеятельности. “Государство есть политический статус народа, организованного в территориальной замкнутости... Государство по смыслу самого слова и по всей своей исторической явленности есть особого рода состояние народа... Это просто статус, статус как таковой”.

Но чтобы обеспечить интересы каждого гражданина, без ущемления свободы других, государство должно быть само организовано соответствующим образом. Поэтому элементом общественного интереса является и государственный интерес.

В экономической сфере государственный интерес вызван необходимостью обеспечения нормального функционирования и развития экономики, в том числе посредством охраны форм собственности, развития производства, организации внешнеэкономических связей.

В политической сфере — это обеспечение государственной и общественной безопасности, социального и национального согласия, подавление сопротивления противоборствующих социальных сил, охрана суверенитета государства от внешних посягательств.

В идеологической сфере содержанием государственного интереса является организация образования, поддерживание науки и культуры, разработка определенной идеологии.

Раз государство представляет все общество, то от его имени принимаются властные решения, которые обязательны для исполнения всеми членами общества. Только государство пользуется исключительным правом применения насилия. Посредством разработки различных отраслей публичного права государство обеспечивает реализацию общественных интересов в сферах государственного устройства, управления всем обществом. “Публичное право есть своего рода функционально-структурная подсистема права, выражающая государственные, межгосударственные и общественные отношения”. К публичному праву традиционно относят такие отрасли права, как конституционное, уголовное, административное, финансовое, уголовно-исполнительное.

Публичное право включает в себя и уголовно-процессуальное право, которое можно определить как возведенную в закон волю демократического государства в вопросах порядка производства по уголовным делам, соответствующего его интересам. Здесь право упорядочивает уголовно-процессуальную деятельность, вносит в нее определенную регламентацию и ставит ее под контроль и защиту государства.

Там, где существует необходимость защиты публичных интересов, государство использует метод власти — подчинения, то есть метод централизованного, императивного регулирования. Основными способами правового регулирования в публичном праве являются: обязывание — предписание совершать конкретные действия; запрет — возложение обязанности воздерживаться от определенных действий; управомачивание — предоставление участнику правовых отношений субъективных прав на совершение определенных действий.

Посредством перечисленных способов и осуществляется регулятивная функция права: статическая (посредством запрета) и динамическая (обязывание и дозволение).

Дополнительным способом регулирования правоотношений в публичном праве является применение мер принуждения. Особенность его заключается в превентивности, т.е. в возможности (а не в обязательности) их применения. Угроза применения мер принуждения является средством, которое обеспечивает надлежащее исполнение возложенных обязанностей и соблюдение установленных запретов. В зависимости от отношения общих (характерных для всех отраслей права) дозволений и запретов государство осуществляет правовое регулирование одним из двух типов.

Первый, общедозволительный тип правового регулирования заключается в установлении строго определенных запретов. Объем запретов зависит от вида общественных отношений, регулируемых правом. В данном случае действует принцип: “Все, что не запрещено — дозволено”. Объем дозволений не регламентируется и не определяется. Указанный тип регулирования предпочтителен в целом как для общества, так и для отдельной личности. Он не тормозит проявление самостоятельности, активности, инициативу в реализации человеком своих интересов. Однако в публичном праве общедозволительный тип регулирования не применяется и используется только в гражданском праве.

Второй, разрешительный тип правового регулирования осуществляется посредством указания тех действий, совершать которые прямо разрешил закон. Все остальные, не указанные в перечне действия осуществлять запрещено. Закон устанавливает строго ограниченный объем правомочий, выход за пределы которого означает превышение компетенции и вызывает осуждение со стороны государства. Данный метод помогает властным структурам быстро достигать поставленных целей. Но при этом инициатива участников правоотношений пресекается, слабо учитываются, а иногда и вовсе игнорируются их личные интересы, что препятствует широкому использованию человеческого фактора и осознанному включению населения в реализацию публичных интересов. Названное обстоятельство особенно важно учитывать при правовом регулировании деятельности граждан в чрезвычайных ситуациях, в том числе при расследовании преступлений.

Все многообразие общественных отношений, затрагивающих публичные интересы, регулируется посредством норм, правильный подбор которых позволяет направлять эти связи в нужное русло. Общая теория права под нормой права понимает “первичный элемент системы права, юридически обязательное правило поведения, исходящее от компетентных государственных органов, закрепленное или санкционируемое в официальном акте (законе, указе и т.п.) и охраняемое от нарушений мерами государственного принуждения”.

В рамках публичного права активно используются: нормы-определения, нормы-принципы, нормы-цели, нормы-запреты, нормы-санкции, императивные нормы.

Уголовно-процессуальное право обладает всеми свойствами, характерными для любой отрасли публичного права, но оно имеет также и специфические особенности. Именно этим видом права регламентируется уголовно-процессуальная деятельность, оно упорядочивает ее, вносит в нее строгую определенность, подчиняя публичным интересам весь спектр самых разнообразных интересов участников уголовного процесса.

2. Существуют различные классификации интересов в обществе. Общепризнанным является следующее их деление: по степени общности — индивидуальные, групповые, общественные; по своей направленности — политические, экономические и др.; по характеру субъекта — классовые, национальные и др.; по степени осознанности — действующие стихийно и на основе разработанной программы; по возможности их осуществления — реальные и мнимые; по отношению к диалектике общественного развития — прогрессивные, реакционные, консервативные. В науке уголовного процесса также предлагаются различные варианты классификации общественных интересов. Л.Д. Кокарев предлагает делить их на общественные, личные и коллективные.

Развернутую систему классификации интересов в уголовном процессе предлагает Л.Н. Масленникова. Она выделяет десять оснований деления интересов, а именно: по носителю интереса; по отражению в законе; по социальной значимости; по содержанию мотива; по времени действия; по отношению к развитию уголовного процесса (способствуют развитию уголовного процесса или тормозят его); по отношению к обвинению; по отношению к ответственности; по отношению к личности субъектов уголовного судопроизводства; по отношению к объекту охраны.

Предложенная классификация чрезмерно развернута и не диктуется принципиальной необходимостью. В наши задачи не входит ее критический анализ.

Представляется, что наиболее правильной является градация интересов на основе деления их на публичные, личные (собственные) и интересы в представлении интересов личных.

На основе такого деления в первую группу включены должностные лица, осуществляющие расследование преступлений, рассмотрение и разрешение уголовных дел, — судья, прокурор, следователь, начальник следственного отдела, орган дознания и лицо, производящее дознание. Именно они от имени государства отстаивают публичный интерес, являются представителями власти. С целью обеспечения публичного интереса они наделены правоприменительными полномочиями, правом принятия решений по делу, признания определенных лиц субъектами уголовного процесса, принятия решения и производства следственных действий по обнаружению и собиранию доказательств об обстоятельствах совершения преступления.

Участникам, имеющим свой собственный (личный) интерес в деле: подозреваемому, обвиняемому, потерпевшему, гражданскому истцу, гражданскому ответчику — определены соответствующие правовые статусы с учетом их личной заинтересованности в результатах расследования и разрешения уголовного дела.

Защитник, представитель потерпевшего, гражданского истца и гражданского ответчика включены в третью группу: они представляют (защищают) интересы субъектов второй группы.

К последней группе относятся лица, которые были втянуты в процессуальную деятельность в силу объективных обстоятельств. Они не имеют в деле личного интереса и не представляют публичный, но вынуждены участвовать в нем, так как на этом “настаивает” государство, которое реализует функцию защиты общественного интереса. В эту группу, в первую очередь, входят свидетели, понятые, эксперты, переводчики, специалисты и др.

Указанная классификация интересов помогает законодателю наиболее полно и точно определить правовой статус каждого участника, что в конечном счете обеспечивает эффективность всей процессуальной деятельности.

Однако для расследования преступлений в чрезвычайных ситуациях (то есть когда введен в действие Федеральный конституционный закон “О чрезвычайном положении”) такая классификация не вполне подходит. Подорванное доверие к государственной власти, к ее способности обеспечить личный интерес гражданина в чрезвычайных ситуациях, вызванных межнациональными конфликтами, ставит его перед проблемой выбора — соблюдать нормы публичного права или родовые правила поведения. Часто предпочтение отдается родовым правилам поведения. При этом в своем суждении человек приходит к следующему умозаключению: “Родовой кодекс чести разработан предками, он помог им выстоять в многочисленных войнах и сражениях, позволил им сохранить род. Существование нынешних представителей рода есть подтверждение мудрости родовых правил, а поэтому в сложный для рода час надо следовать именно его правилам, а не правилам слабой государственности”. Действующая система не учитывает интересов тейпов в межнациональных конфликтах.

Повсеместно интересы тейпа, а также родоплеменная связь оказывают существенное влияние на поведение участников уголовного процесса. Подтверждением правильности изложенного взгляда являются работы классика русской социологии М.М. Ковалевского, посвященные изучению общественного и социального устройства народов Российской империи. Он использовал огромный эмпирический материал, сравнивая данные, полученные из различных районов страны: Поволжья, Кавказа, Туркестана (Средней Азии) — и пытаясь выявить механизм социальной солидарности внутри этнических общностей. Он считал, что объединение индивидов в племена и союзы племен происходит по причине борьбы за существование, что именно в них достигается максимальная солидарность, осознание общих интересов и целей, взаимная зависимость членов группы друг от друга. В его выводах содержится утверждение о единстве порядков развития социального прогресса этносов России. При этом этнокультурные и расовые различия на них не влияют. Не влияет также и антропологический фактор. Различия, считал он, определяются физической природой и демографическими факторами. Свои выводы он подтверждает анализом родового социального устройства Кавказа. М.М. Ковалевский указывает на такие особенности родовой организации, как защита интересов членов рода посредством круговой поруки в акте мести за нанесенные обиды любому из членов тейпа. Для народов Кавказа кровная месть — дело чести. Хищение у “чужеродца” — доблесть.

Кавказский регион с позиции родовых (тейповых) интересов в настоящее время существенно не изменился: “Россия — страна, образовавшаяся путем частью насильственного, частью добровольного подчинения многих народностей... Эти народности и государства не слились вполне с начальным ядром — с Московией; они сохранили тяготения если не к прежней независимости, то возможно к слабому вмешательству центральной власти в их местную жизнь”.

Эти особенности и в настоящее время оказывают определяющее воздействие на общественные отношения, которые характеризуются как неустойчивые, напряженные, конфликтные. И не учитывать их в уголовном процессе было бы ошибкой. Однако до настоящего времени родовые (тейповые) интересы не учитывались в нормах действующего уголовно-процессуального кодекса. Данное обстоятельство сказывается особенно негативно при расследовании преступлений, совершенных в чрезвычайных ситуациях в условиях межнациональных конфликтов. То есть для достижения целей процессуального законодательства при расследовании преступлений, совершенных в чрезвычайных ситуациях, недостаточно учитывать только публичный и личный интерес. Важно уметь различать, разграничивать в этих условиях отдельную сферу интересов, так называемых тейповых (родовых) интересов.

Следует согласиться с утверждением Ю.А. Тихомирова о том, что публичным является такой интерес (обеспеченный правом) социальной общности, удовлетворение которого служит условием и гарантией существования и развития этого общества. Но публичный интерес — это не только “усредненный” интерес, но и интерес государства.

Так, интерес государства заключается в его территориальной целостности. Территория образует пространство, в пределах которого государство распространяет свою власть. Четко определенная территория означает единство и полноту законодательной, исполнительной и судебной властей государства над населением. Поэтому провозглашенный Дудаевым и его окружением в 1994 году лозунг об отсоединении Ичкерии от России воспринят был как угроза существованию самого Российского государства, ибо федеративное устройство России, как и любого государства, основано на ее государственной целостности и единстве системы государственной власти.

Собственным интересом государства является формирование и поддержание эффективности деятельности институтов публичной (государственной) власти, представленной государственными органами, функционирование которых основано на деятельности чиновников, профессиональном сословии управителей. Государственная власть является той силой, на которую рассчитывает общество. Оно сорганизуется в рамках государства с целью преодоления общественных противоречий посредством достижения общественного компромисса, а в случае острой необходимости — путем подавления и насилия.

Понятие “общественные противоречия” означает наличие в обществе как минимум двух лагерей с диаметрально противоположными взглядами и интересами. Российское общество представлено многочисленными группами, в том числе и этносами, интересы которых не только противоречат друг другу, но часто полностью не совпадают, причем антагонизм настолько велик, что конфликты перерастают в открытые, с большой интенсивностью насильственные действия. В таких чрезвычайных ситуациях государство вынуждено использовать войсковые подразделения. Подавляя своим насилием насилие группировок, государство не дает им реализовать свои интересы, таким образом откладывая их разрешение на послеликвидационный период цивилизованными путями. Такие действия государства не находят поддержку у враждующих сторон, и их негодование нередко направляется против государственной политики. Без того напряженная обстановка еще более осложняется и становится взрывоопасной.

Следующим наиболее важным государственным интересом является его суверенитет, который, как свойство государственной власти, заключается в ее верховенстве, самостоятельности и независимости. Это означает, что властная сила распространяется на все население независимо от этничности и принадлежности его членов к какой-либо партии. Государственная власть должна обладать таким авторитетом, который бы обеспечивал беспрекословное и точное выполнение только ее решений. А при несоблюдении требований государства только она могла бы использовать силовые средства воздействия. Наличие в государстве другой власти, противоречащей государственной, означает отсутствие у нее монопольного права проводить в жизнь свои решения. Существование альтернативной силы также свидетельствует о расколе общества, наличии антагонистических сил и слабости государства.

Перечисленные государственные интересы и способность их защищать в целом определяют и характеризуют государство в вопросах его возможности отстаивать интересы большинства населения, организовывать поступательное развитие общества, руководить им и направлять его деятельность. И если государство не может обеспечить и организовать реализацию этих интересов, то нельзя говорить о государстве как таковом. Речь может идти только о стихийном регулировании общественных отношений и нецивилизованной борьбе различных сил, за каждой из которых стоят определенные слои населения. Однако в случае анархического разгула главенствующее положение займет только та из них, которая будет способна подчинить своей воле все прочие течения, организовать свои собственные вооруженные силы, чтобы при необходимости обеспечить выполнение на всей территории своих решений, т.е. на месте старой государственной власти возникнет новая, которая создаст свою собственную систему регулирования поведения общества.

Поэтому любая государственная власть для обеспечения нормального функционирования всего государства защищает свои интересы посредством публичного права. Оно фиксирует перечень действий, совершение которых противоречит интересам государства.

В Уголовном кодексе Российской Федерации эти действия закреплены в разделе “Преступления против государственной власти”. В зависимости от направления государственных интересов они распределены по главам: преступления против военной службы (глава 33), преступления против порядка управления (глава 32); преступления против правосудия (глава 31); преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления (глава 30); преступления против основ конституционного строя и безопасности государства (глава 29).

В целях предотвращения угрозы возникновения чрезвычайной ситуации законодательство определяет перечень деяний, провоцирующих ее. Так, на этапе возникновения и нарастания напряженности законом запрещаются:

Указанные действия как противоправные сформулированы в статье 282 Уголовного кодекса Российской Федерации “Возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды”.

На этапе возрастания напряженности, т.е. когда общение между конфликтующими группами практически прерывается и власть с трудом контролирует ситуацию, однако еще нет массовых беспорядков и открытого насилия, лидеры радикального толка, заменившие руководителей умеренного направления и стремящиеся к власти любым путем, в своих политических выступлениях начинают призывать к насильственному изменению конституционного строя. Эти действия создают реальную угрозу основам государства, а значит, они включены в перечень запрещенных.

Уголовным кодексом предусмотрена ответственность (вплоть до лишения свободы до трех лет) за публичные призывы к насильственным действиям трех видов: захват власти, удержание власти, изменение конституционного строя. Общественная опасность таких призывов заключается в насильственном способе их осуществления, что несовместимо с демократической организацией общества, правовым государством.

Перечисленные действия носят провоцирующий характер, они только создают вероятность, возможность, (а не обязательность) перерастания призывов в реальные действия. Статьи 280, 282 имеют профилактический характер, цель которого заключается в своевременной ликвидации формирующейся угрозы государственному строю, закрепленному в Конституции. Возможность причинения непосредственного вреда государству означает и опосредованную угрозу правам граждан, в частности, конституционной гарантии равенства прав и свобод человека и гражданина независимо от расы, национальности, отношения к религии: “Не допускается пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства” (ч. 2 ст. 29).

Общественные интересы могут быть ущемлены и в результате нарушения ст. 3 Конституции, в которой провозглашено, что “единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления”.

Названные преступления относятся к категории формальных. Призывы — это лишь форма воздействия на сознание, их цель — вызвать желание уже к прямым насильственным действиям. Данное обстоятельство учтено санкцией, в которой максимальное наказание предусмотрено в виде лишения свободы сроком не более трех лет.

Лишение свободы сроком до двадцати лет предусмотрено за непосредственные действия, направленные на насильственный захват власти, т.е. свержение, противоправное отстранение от власти управомоченных должностных лиц и самочинное осуществление власти, а также на удержание власти — продолжение осуществления властных полномочий после их законного прекращения или законодательно установленных сроков (ст. 278 УК РФ).

Насильственный захват власти или насильственное удержание власти характеризует наивысшую напряженность чрезвычайной ситуации, когда имеют место открытое насилие и массовые беспорядки. На этой стадии совершаются наиболее тяжкие преступления: диверсии, выражающиеся в совершении взрывов, поджогов или иных действий, направленных на разрушение или повреждение предприятий, сооружений, путей и средств сообщения, средств связи, объектов жизнеобеспечения населения (ст. 281 УК РФ), посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277 УК РФ), сотрудников правоохранительных органов (ст. 317 УК РФ) и т.д.

Именно на этом этапе окончательно решаются два вопроса: будут ли осуществляться на данной территории конституционные нормы и способны ли государственные органы осуществлять свою власть на этой территории. Отрицательный ответ будет означать, что в данных территориальных рамках формируется другое государство с соответствующими атрибутами: территориальной обособленностью, собственным аппаратом принуждения, самостоятельной властью и суверенитетом.

При введении в действие закона “О чрезвычайном положении” максимально полно и интенсивно действует публичное право, используется метод императивного регулирования. Однако, несмотря на тяжелейшее положение, которое складывается в связи с возникновением чрезвычайных ситуаций, необходимо удержаться на тех позициях, которые закреплены в Конституции РФ, где впервые именно человек объявлен высшей ценностью государства. Среди прочего это означает, что многие положения науки уголовного процесса требуют качественного переосмысления и переоценки при их реализации в чрезвычайных ситуациях. Сказанное относится и к необходимости усиления эффективности системы мер безопасности к членам тейпа, в том случае, когда один из них оказал содействие правоохранительным органам в расследовании преступлений.

Важно отметить, что вопросы обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства актуальны и при расследовании преступлений в условиях стабильно функционирующих общественных отношений. Об этом свидетельствует активная дискуссия ученых-практиков, развернувшаяся в период принятия нового УПК, а также многочисленные исследования в данной области.

Следует отметить, что в УПК РФ 2000 года обеспечение прав и свобод человека и гражданина возведено в принцип уголовного судопроизводства, который направлен на реализацию конституционных норм: “Государственная защита прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации гарантируется” (ст. 45); “каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод” (ст. 46). Законодательно разработана система уголовно-процессуальных норм, направленная на выполнение обязательства государства защищать любого субъекта уголовно-процессуальных отношений.

Практика показывает, что в процессе уголовного судопроизводства противоправному воздействию могут подвергаться две группы граждан: непосредственные участники судопроизводства; их родственники и иные близкие, не являющиеся участниками уголовного процесса. При этом первая включает две подгруппы — должностные лица, осуществляющие уголовный процесс, и лица, оказывающие содействие уголовному судопроизводству.

Система мер обеспечения безопасности в ходе уголовно-процессуальной деятельности в Уголовно-процессуальном кодексе РФ складывается из следующих элементов:

Принятию данной системы и включению ее в процессуальное законодательство предшествовала напряженная борьба с противниками перечисленных мер. Они утверждали, что допросы, опознания с зашифровкой установочных данных личности создают условия для включения в процесс подставных свидетелей, многочисленных фальсификаций, нарушения прав личности и т.п.

Однако данная система соответствует Европейским стандартам, достаточно качественно обеспечивает безопасность второй подгруппы участников уголовного процесса — свидетеля, потерпевшего, его представителя, гражданского истца. И все-таки эта система имеет существенный недостаток, который отрицательным образом сказывается на отправлении правосудия и приводит к ее незавершенности. Система не предусматривает мер безопасности в следующих следственных ситуациях:

В перечисленных ситуациях система мер безопасности абсолютно непригодна, за исключением меры, касающейся осуществления контроля и записи телефонных и иных переговоров лиц, в отношении которых существует реальная угроза совершения насилия. Но эта мера в своем единстве не решает в целом проблемы обеспечения безопасности участников уголовного процесса, а также их родственников и близких лиц. Отсутствие совершенной системы отрицательно сказывается на желании потерпевшего (особенно свидетелей) оказывать содействие следствию, при этом подвергаться угрозе насилия и быть незащищенным государством.

Указанная система безопасности должна быть дополнена еще одним комплексом мер, который бы обеспечивал безопасность в указанных ситуациях. И этот комплекс мер должен быть аналогичным мерам безопасности, предусмотренным Федеральным законом от 20 апреля 1995 г. “О государственной защите судей, работников правоохранительных и контролирующих органов”. Участникам уголовного судопроизводства, не являющимся должностными лицами, в случае возникновения реальной угрозы их жизни и здоровью должны быть обеспечены личная охрана, охрана жилища и имущества: временное помещение в безопасное место; перевод на другую работу (службу), изменение места работы (службы) или учебы; переселение на другое место жительства; замена документов, изменение внешности.

Отсутствие законодательного закрепления указанных норм на федеральном уровне заставляет субъектов Федерации восполнять имеющийся пробел, столь пагубно влияющий на отправление правосудия.

Важно отметить, что столь необходимый проект Федерального закона РФ “О государственной защите потерпевших, свидетелей и других лиц, содействующих уголовному судопроизводству” был разработан еще в 1992 году членами Комитета Верховного Совета РФ по вопросам законности, правопорядка и борьбы с преступностью. Принятый в мае 1997 года Государственной Думой и одобренный Советом Федерации законопроект не был утвержден Президентом РФ.

Причины отклонения президентом проекта в 1998 году указывались советником Главного государственно-правового управления Президента России М. Пантелеевым. Они известны: "предлагается принять на веру все показания… "засекреченного" свидетеля"; "допускается допрос в судебном заседании потерпевшего, свидетеля в отсутствие подсудимого и его защитника…, а также предъявление для опознания подозреваемого или обвиняемого скрытно не только от опознаваемого, но и от его защитника".

Указывалось, что предлагаемые меры по обеспечению безопасности нарушают “конституционные принципы уголовного судопроизводства: осуществление правосудия на основе состязательности и равноправия сторон, непосредственность и устность судебного разбирательства”.

Однако впоследствии в 2001 году все эти меры были включены в УПК РФ и одобрены президентом. В законодательном плане не реализовались только предложения по обеспечению личной охраны, охраны жилища и имущества защищаемого лица; переселение на другое место жительства; замена документов, изменение внешности защищаемого лица. Причины их “консервации” заключаются не в концептуальном противоречии фундаментальным положениям и принципам уголовно-процессуальной науки, а в отсутствии денежных средств. Для реализации последних предложений (по заключению Правительства РФ) требуется около 1,4 трлн. рублей в год. Сумма огромна. Она косвенно указывает на масштабы “прессинга”, оказываемого криминальными структурами на участников уголовного процесса и их родственников. Именно эти масштабы должны быть главным аргументом для немедленного принятия охранных мер. На практике, как видим, эффект оказался противоположным.

В чрезвычайных ситуациях, когда существует угроза конституционному строю Российской Федерации, аргумент отсутствия денег представляется абсолютно несостоятельным и несопоставимым с глобальностью решаемой проблемы.

Участники уголовного процесса, добросовестно выполняющие свой гражданский долг, оказывающие на территории действия закона “О чрезвычайном положении” активную помощь правосудию в вопросах уголовного преследования и назначения виновным справедливого наказания, должны быть гарантированно защищены. Ибо только при их помощи будут изобличены лица, действия которых направлены на насильственное изменение конституционного строя, захват и присвоение власти, на организацию вооруженного мятежа, массовых беспорядков, террористических актов, захват особо важных объектов, организацию незаконных вооруженных формирований, межнациональных, межконфессиональных и региональных конфликтов, сопровождающихся насильственными действиями, создающими непосредственную угрозу жизни и безопасности граждан, нормальной деятельности органов государственной власти и местного самоуправления.

Представляется целесообразным в законе “О чрезвычайном положении” статью 35 “Осуществление правосудия на территории, на которой введено чрезвычайное положение” дополнить частью четвертой следующего содержания: “При наличии достаточных данных о реальной угрозе жизни и здоровью потерпевшему, свидетелю или иным участникам уголовного судопроизводства, а также их близким родственникам, родственникам или близким лицам к ним могут применяться следующие меры безопасности: личная охрана; охрана жилища; временное помещение в безопасное место; перевод на другую работу (службу), изменение места работы (службы); переселение на другое место жительства; замена документов, изменение внешности”.

3. Представляется, что при расследовании преступлений, совершенных в чрезвычайных ситуациях, учет личных интересов участников уголовного процесса не только возможен, но и необходим. Максимально полный учет личных интересов в уголовном процессе — это не только пожелание, но и обязательное условие обеспечения успешной работы по выполнению государственного интереса, выражающегося в максимально быстром и полном расследовании преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства, а также и наиболее тяжких преступлений против общественной безопасности, общественного порядка, личности.

Принцип публичности в обычных условиях в советский период трактовался как забота государства о каждом лице, интерес которого нарушен. Обязанность государства заключалась в защите и восстановлении прав пострадавшего, независимо от его письменного согласия. Исключение составлял небольшой перечень составов преступлений, действие правоохранительных органов по которым было возможно только при наличии письменного заявления пострадавшего. Этот перечень частного и частно-публичного обвинения остается неизмененным и в настоящее время. С 1960 года возбуждение уголовных дел не иначе как по жалобе пострадавшего допускалось только по преступлениям, предусмотренным: ст. 112 УК 1960 г. — умышленное легкое телесное повреждение или побои, ч. 1 ст. 130 УК 1960 г. — клевета без отягчающих обстоятельств, ст. 131 УК 1960 г. — оскорбление, ч.1 ст. 117 УК 1960 г. — изнасилование и ст. 141 УК 1960 г. — нарушение авторских и изобретательских прав, причем в отношении дел, возбужденных по преступлениям, предусмотренным ст. 112 и 130 УК 1960 г., допускалось их прекращение в случае примирения потерпевшего с обвиняемым (дела частного обвинения).

Однако глобальные процессы демократизации, происходящие в России, существенно повлияли на взгляды общества в вопросе о пределах вмешательства государства в личную жизнь граждан и деятельность самостоятельных коллективов, в том числе и в сфере уголовно-процессуальной деятельности. В вопросах нарушенных прав ученые и практики все больше склоняются к расширению и учету волеизъявления пострадавших в вопросах уголовного преследования лиц, совершивших преступное посягательство, и их наказания. Происходящие изменения в сознании не могли не сказаться при разработке и принятии нового Уголовного кодекса Российской Федерации. Были учтены и взяты под защиту государства интересы коллективов коммерческих и иных организаций. Как преступления против интересов этих организаций теперь рассматриваются: злоупотребление полномочиями (ст. 201 УК РФ); злоупотребление полномочиями частными нотариусами и аудиторами (ст. 202 УК РФ); превышение полномочий служащими частных охранных или детективных служб (ст. 203 УК РФ); коммерческий подкуп (ст. 204 УК). По перечисленным составам преступлений диспозитивная составляющая была расширена статьей 27 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, согласно которой привлечение к уголовной ответственности осуществлялось по заявлению руководителя организации, являющейся негосударственной или исключительно коммерческой. Этот же закон устанавливает диспозитивное начало защиты интересов граждан в установленном порядке, объединившихся для удовлетворения духовных или иных нематериальных потребностей (ст. 117 ГК). При этом организационно-правовые формы создания общественных объединений могут быть любыми: общественная организация, общественное движение, общественный фонд, общественное учреждение, орган общественной самодеятельности.

Новым феноменом российского уголовного процесса, свидетельствующим об изменении отношения к учету интереса потерпевшего от преступления при производстве по делам публичного характера, явилось введение в действие ст. 9 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР. Эта статья предусматривала возможность прекращения уголовного дела в связи с примирением с потерпевшим. Освобождение от уголовной ответственности в данном случае обусловлено волеизъявлением потерпевшего, внешне выраженным в свободном и добровольном заявлении, предоставленном лицу, ответственному за расследование дела. Рассматриваемый институт может применяться в случае, если преступление небольшой тяжести совершено впервые, т.е. лицо не привлекалось к уголовной ответственности, либо не осуждалось, либо его судимость была снята или погашена в установленном законом порядке. Он не действует, если лицо было осуждено и его судимость не снята и не погашена, при этом не имеет значения, какое наказание было назначено. Даже если лицо было осуждено к наказанию, не связанному с лишением свободы, освобождение от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим к нему неприменимо. Существенным является отличие нового законодательства от ранее действовавшего в том, что освобождение от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим может применяться к значительно более широкому кругу лиц — ко всем лицам, совершившим преступления небольшой тяжести, т.е. умышленные или неосторожные деяния, за совершение которых максимальное наказание, предусмотренное УК РФ, не превышает двух лет лишения свободы.

Установленное законом соотношение дел частного, частно-публичного и публичного обвинения не представляется оптимальным, соответствующим объективной потребности в вопросе предоставления государством пострадавшему от преступления большей самостоятельности при решении вопроса о целесообразности возбуждения уголовного дела в отношении лица, нанесшего вред его личным интересам. На необходимость пересмотра принципа публичности указывает продолжающаяся на страницах печати широкая дискуссия среди ученых и практиков, занимающихся проблемой пределов права государства вмешиваться в личную жизнь граждан.

Анализ выступлений выявляет явно выраженную разнополярность мнений: одни считают необходимым продолжить расширение диспозитивных начал, другие утверждают обратное.

Представители первой позиции, обосновывая свое утверждение, ссылаются на Конституцию РФ, где высшей ценностью объявлены права и свободы человека, из чего следует, что интересы государства вторичны, а значит, публичное начало, выражающее волю государства, должно быть существенно сокращено. Приведем отдельные мнения специалистов: “Столь ограниченная сфера применения частного и частно-публичного обвинения в отечественном уголовном процессе не соответствует современным правовым реалиям”. “Государство не должно вмешиваться в процесс выбора гражданином решения. Если гражданин обращается за помощью к государству с требованием о привлечении к уголовной ответственности лица, совершившего преступное деяние, то государство обязано принять соответствующие меры. Если же пострадавшее лицо добровольно отказывается от притязаний, то его отказ станет для государства преградой. Здесь не может существовать ни материальных, ни правовых предпосылок для публичного продолжения начатого процесса...” — и далее — “...в уголовно-правовом комплексе властно-распорядительные полномочия государства должны быть сведены к минимуму, дать место диспозитивности”.

Есть и более умеренные взгляды. Так, Г.В.Сафронов, рассуждая о перспективах развития процессуального права, указывает: “Главный ориентир здесь — ст. 18 Конституции РФ — признание прав и свобод человека и гражданина непосредственно действующими, определяющими смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной властей, местного самоуправления, обеспечение этих прав и свобод правосудием”. Касаясь соотношения между частным и публичным началом, он утверждает: “...провести четкую границу между частным и публичным в конкретной норме или совокупности норм доказательственного права невозможно, так как законодатель балансирует между тем и другим... Это разделение во многом условно, однако всегда можно оценить мотивы, по которым законодатель сформулировал в нормативном акте некоторые правила поведения. Целесообразно установить “удельный вес” каждого из начал в доказательственном праве”.

Противники расширения диспозитивных начал не отрицают, что переход России к новым экономическим и социальным отношениям открыл возможности для регулирования общественных отношений на основе признанных во всем цивилизованном мире принципов независимости и автономии личности, свободы ее интересов. Однако при этом считают, что “...уголовное судопроизводство не может быть основано на частных началах, поскольку преступление всегда затрагивает публичные, общественные интересы... В отличие от гражданского судопроизводства, где стороны действуют в условиях диспозитивности, безусловной состязательности, в уголовном процессе существует официальное, государственное начало”.

Отсутствие единого взгляда на роль диспозитивности в процессуальном праве отразилось и в проектах нового УПК.

Так, в проекте Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, подготовленном в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации № 282-рп от 7 июня 1994 года созданной в Государственно-правовом управлении Президента Российской Федерации рабочей группой в составе: С.В. Вицина, Э.Ф. Куцовой, И.Б. Михайловской, С.А. Пашина, И.Л. Петрухина, Ю.И. Стецовского, — предлагается в порядке частного обвинения осуществлять уголовное преследование по всем делам о преступлениях небольшой тяжести, а частно-публичное преследование — по 44 преступлениям (статья 55 проекта УПК РФ).

В другом проекте Уголовно-процессуального кодекса, разработанном рабочей группой Министерства юстиции РФ в составе: Л.Б. Алексеева, М.М. Боброва, В.П. Божьева, А.П. Гуляева, К.Ф. Гуценко, В.П. Дворцевой, И.Ф. Демидова, В.И. Добаткина, Е.А. Доля, А.С. Кобликова, П.А. Лупинской, Т.Н. Москальковой, В.М. Савицкого и др., — предложено увеличить количество составов по делам частного обвинения до 6, по делам частно-публичного обвинения — до 35.

Однако в новом Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации, который был принят Государственной Думой 22 ноября 2001 года, количество преступлений, уголовное преследование по которым осуществляется в частном порядке, осталось прежним.

Не изменилось и количество дел частно-публичного обвинения, другим стал только их перечень. Из него исключены преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях (ст. 201, 202, 203, 204 УК РФ). В то же время частно-публичными теперь являются дела по преступлениям, предусмотренным ч.1 ст. 136 “Нарушение равноправия граждан”; ч.1 ст. 137 “Нарушение неприкосновенности частной жизни”; ч.1 ст. 138 “Нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений”; ч.1 ст. 139 “Нарушение неприкосновенности жилища”.

Данное обстоятельство указывает на то, что депутаты Государственной Думы не считают целесообразным расширить процессуальные права потерпевшего в вопросах его волеизъявления и желания относительно вмешательства государства в сферу его личных интересов. Представляется, что данная позиция неверна.

Практическая значимость поднятой проблемы становится особенно актуальной в случае действия Федерального закона "О чрезвычайном положении". Правильное ее разрешение существенно повысит эффективность процессуального законодательства, позволит добиться стабилизации обстановки более рациональным способом. Но прежде чем решать проблему установления границ между публичным и частным началом процессуального законодательства, регулирующего процесс производства по преступлениям, совершенным в чрезвычайной ситуации, необходимо конкретизировать задачи, которые ставит перед правоприменителем законодатель, ибо отсутствие задач или нечеткая их постановка и толкование могут увести исследователя в сторону от основных проблем или существенно затруднить их решение.

Анализ задач действовавшего процессуального законодательства и различных вариантов проекта нового УПК указывает на определенные изменения взглядов относительно целей уголовного процесса.

Так, задачами действовавшего УПК РСФСР согласно ст. 3 являлись: “быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения закона с тем, чтобы каждый, совершивший преступление, был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден”. Сосредоточим внимание на задаче наказания каждого виновного в совершении преступления. Именно эта задача и предопределила формирование исходной руководящей идеи принципа публичности, т.е. одной из целей процессуальной деятельности являлось установление, изобличение в преступлении и наказание абсолютно всех виновных, абсолютно по всем преступлениям и против государства, и против общества, и против личности. При этом интересы личности государством в расчет не брались, главное — наказать абсолютно всех виновных.

В законопроекте, созданном в Государственно-правовом управлении Президента Российской Федерации, задачами уголовно-процессуального законодательства являются: осуществление правосудия, уголовное преследование и защита лиц, которым приписывается совершение запрещенных уголовным законом деяний. Как видим, здесь отсутствует требование преследования каждого лица, совершившего преступление. Отсутствие такой категоричности создает вариативность построения правовой процессуальной конструкции: с принципом публичности может быть провозглашен и принцип частного обвинения.

В проекте УПК, подготовленном в Министерстве юстиции, в качестве задачи (ст. 2 проекта) провозглашается “установление такого порядка судопроизводства, который бы обеспечивал защиту личности, ее прав и свобод, всех видов собственности, интересов общества и государства от преступлений...”. Таким образом, разработчики законопроекта вообще не говорят об уголовном преследовании каждого виновного, а делают акцент на защите прав и свобод, которая, в свою очередь, может осуществляться самыми разнообразными способами в зависимости от степени и характера вреда, нанесенного интересам гражданина, государства, общества.

В проекте УПК, подготовленном ко второму чтению по состоянию на 1 июля 1999 года, в качестве задач уголовного процесса провозглашены: “защита личности, прав и свобод человека и гражданина, интересов общества и государства от преступных посягательств путем быстрого и полного раскрытия преступлений, уголовного преследования лиц, их совершивших, объективного судебного разбирательства...” (ст. 7 проекта). Проект также не ставит задачу уголовного преследования и наказания каждого виновного.

Краткий анализ задач различных вариантов проекта нового УПК указывает на существенные изменения в сознании ученых и разработчиков проектов УПК, которые касаются задач уголовного процесса. Постепенно возникает осознание необходимости избирательного подхода при решении вопроса о наказании виновных. Цель уголовного процесса социалистического периода, состоявшая в том, чтобы “...каждый, совершивший преступление, был подвергнут справедливому наказанию...”, постепенно трансформировалась в другую, более демократичную, но наиболее трудно осуществимую цель, удачно сформулированную в проекте Минюста РФ и закрепленную в ст. 6 УПК РФ, которая заключается в обеспечении защиты личности, ее прав и свобод, всех видов собственности, интересов общества и государства от преступлений.

Однако работа в указанном направлении только началась. Но если активно ведутся дискуссии по обозначенной проблеме в процессуальном законодательстве, призванном регулировать общественные отношения между участниками уголовного процесса в условиях стабильно функционирующего общества, то абсолютно очевидно, что эта проблема не только не теряет своей актуальности, но и становится еще более сложной при расследовании преступлений в чрезвычайных ситуациях. Трудно переоценить практическую значимость правильного разрешения этой проблемы. В наших исследованиях мы попытаемся, насколько это будет возможно в условиях пока еще недостаточно большого опыта следственных аппаратов в расследовании преступлений в чрезвычайных ситуациях и судебного ведомства в их рассмотрении, приблизиться или хотя бы определить основные пути, в направлении которых, как нам видится, и лежит ее решение.

Как уже указывалось выше, сложность расследования преступлений в чрезвычайной ситуации вызвана наличием самой чрезвычайной ситуации, в том числе и таким обстоятельством, как комплексный характер общественной опасности, то есть одновременное существование угроз личности, обществу, вызванных кризисом в политике, экономике, социальной, экологической сферах и т.д. В условиях всеобъемлющего кризиса наблюдается обвальный рост преступности. Ежечасно и ежедневно совершается огромное количество преступлений различных категорий — от небольшой и средней тяжести до тяжких и особо тяжких. Действующий принцип публичности обязывает прокурора, следователя, органы дознания в пределах своей компетенции возбуждать уголовные дела по каждому случаю обнаружения признаков преступления, принимать все меры к установлению события преступления, лиц, виновных в совершении преступления, и к их наказанию (ч. 2 ст. 21 УПК РФ). В условиях чрезвычайной ситуации обеспечение этого принципа требует огромного числа следователей и дознавателей, что реально осуществить невозможно. Об этом свидетельствуют массовые беспорядки в Ферганской области Узбекистана, Ошской области Киргизии, в Душанбе, на территории Северной Осетии и Ингушетии, а теперь в Чечне. “В силу значительного всплеска преступности, который вызывают межнациональные конфликты, следственные органы физически не в состоянии обеспечить работу сразу по всем совершенным преступлениям”, — указывает В.Н. Григорьев, доктор юридических наук, профессор, длительное время лично расследовавший преступления в чрезвычайных ситуациях.

Так, в азербайджано-армянском конфликте с 13 по 19 января 1990 года только в Баку было подано гражданами города 2 975 заявлений о совершенных против них преступлениях. В ходе расследования было выявлено 2 431 преступление, в том числе 1 975 краж, 191 грабеж и разбой. В ходе Ошских событий 4 июля 1990 г. было зарегистрировано 3 251 преступление и т.д.

“Массовые беспорядки преимущественно на почве межнациональной розни, которые начались в Алма-Ате в 1986 г., через год с небольшим приобрели размах в Закавказье, в 1989 г. перекинулись на Среднюю Азию, затем стали захватывать новые регионы, очень остро поставили вопрос о том, кому расследовать совершенные в ходе этих конфликтов преступления. Обычный порядок, когда этим занимались местные правоохранительные органы, себя не оправдывал: для расследования требовалось такое число следователей, которое ни одна область, даже республика (кроме, пожалуй, РСФСР), не смогла выделить. В Сумгаите, например, работало около 200 следователей, следственная группа в Ферганской области насчитывала 279, в Ошской — в начале 200, а затем еще 50 человек”.

В чрезвычайных ситуациях дефицит следователей и дознавателей усиливается тем обстоятельством, что резко возрастает угроза объективности расследования. В соответствии со ст. 20 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР следователь и лицо, производящее дознание, были обязаны принимать все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного и объективного расследования обстоятельств дела как уличающих обвиняемого в совершении преступления, так и оправдывающих его. Объективность и беспристрастность следователя и лица, производящего дознание, являются важным условием принятия в конечном счете судом законного и обоснованного решения по уголовному делу. В то же время практика показывает, что в чрезвычайных ситуациях повсеместно должностные лица местных правоохранительных органов также оказываются “втянутыми” в конфликтное противостояние и принимают позицию одной из противоборствующих сторон. На этот важный негативный фактор и необходимость учета национального интереса при расследовании преступлений в чрезвычайных ситуациях указывает целый ряд ученых и практиков. Повсеместно в местах чрезвычайных ситуаций расследованием преступлений занимаются органы дознания и следствия, сформированные за пределами зон конфликта и не имеющие каких-либо национальных (тейповых) интересов. В Чеченской Республике практика пошла дальше. На период проведения антитеррористической операции там функционируют временные отделы внутренних дел, сформированные из числа должностных лиц правоохранительных органов, проживающих в других субъектах Федерации. Однако практика направления в зоны конфликта следственно-оперативных групп из других регионов страны лишь в малой степени способна компенсировать дефицит специалистов, которые нужны для обеспечения всестороннего и полного расследования того огромного количества преступлений, которые совершаются в чрезвычайных ситуациях.

Таким образом, в качестве вывода приходится констатировать обстоятельство, являющееся по своей природе объективным фактором: принцип публичности в чрезвычайных ситуациях не может быть реализован. В лучшем случае должностные лица, ответственные за его реализацию, могут только возбудить уголовные дела по всем выявленным преступлениям как в отношении фактов (т.е. преступлений, совершенных в условиях неочевидности), так и в отношении конкретных лиц, расследуются же только некоторые из них.

В чрезвычайных ситуациях практика идет в направлении, когда расследуются наиболее перспективные преступления, по которым может быть обеспечено быстрое раскрытие преступления, изобличение обвиняемого в совершенном преступлении и направление в суд для его разрешения. Однако данная практика порочна, потому что по другим уголовным делам ломаются все звенья процессуальной цепочки норм расследования, процессуальная теория правоотношений утрачивает свой смысл и значение на стадии предварительного расследования.

Одним из основных признаков чрезвычайной ситуации является жесткая регламентация юридической обязанности участников расследования. Следователи, дознаватели, принявшие дело к своему производству, наделяются большими процессуальными полномочиями по использованию мер принудительного характера абсолютно ко всем втянутым в производство гражданам. Такие широкие полномочия даны им с целью быстрого и всестороннего расследования обстоятельств совершенного преступления и чтобы выводы следствия соответствовали истине. Но если следователь возбудил уголовное дело, но не может приступить к расследованию, то тогда зачем нужно было его возбуждать и наделять тем самым себя такими большими полномочиями в вопросах использования принудительных мер? В отличие от российской, европейская процессуальная система предусматривает расследование преступлений без участия полиции. Следствие осуществляет следственный судья на основании составленного прокурором обвинительного акта, причем следствие, а значит и применение мер принуждения, возможно только при наличии лица, подозреваемого в совершенном преступлении. Просто по факту уголовное дело возбуждено быть не может. В Германии, например, причины такого построения процессуального законодательства вызваны опасением, что полиция может злоупотребить столь высоким правовым статусом, а это приведет к необоснованному ущемлению прав граждан. Названная опасность существует и в России, что подтверждается многочисленными фактами неправомерных действий следователей. Однако в силу исторических особенностей развития процессуального законодательства в России и наличия экономической обусловленности следственный аппарат до настоящего времени находится вне судебного ведомства, а уголовные дела возбуждаются на досудебных стадиях.

Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации требует, чтобы по возбужденным уголовным делам постоянно проводились следственные действия. Установлен предельный срок их производства, для следствия он составляет два месяца. Дальнейшее продление срока требует согласования с надзирающим прокурором. Законодатель, таким образом, пытается установить контроль и определить целесообразность сохранения за следователем больших правомочий по применению мер принуждения. Более того, в случаях, когда обвиняемый не установлен, скрылся, имеет психическое или иное заболевание, законодатель по тем же соображениям обязывает должностных лиц приостановить предварительное расследование. Вынесение постановления о приостановлении предварительного следствия означает прекращение на некоторый срок процессуальных полномочий следователя. Однако до приостановления предварительного расследования следователь обязан произвести все следственные действия, возможные в отсутствие обвиняемого, с целью выяснения обстоятельств, подлежащих доказыванию. При этом ч. 4 ст. 208 УПК РФ запрещает приостанавливать производство до истечения срока расследования, заставляя тем самым следователя интенсивно работать по конкретному делу в случаях, предусмотренных п. 1, 2 ч. 1 ст. 208 УПК РФ.

На практике статья 208 УПК РФ реализуется в полном соответствии с ее требованиями, однако в условиях чрезвычайных ситуаций не достигается цель, преследуемая этой нормой, по одной причине: уголовное дело не расследовалось вообще или по нему были проведены лишь отдельные следственные действия, являющиеся частью того огромного комплекса процессуальных мероприятий, которые обязано было провести должностное лицо. То есть в материалах уголовного дела, возбужденного в чрезвычайных ситуациях, из процессуальных документов, как правило, имеются: постановление о возбуждении уголовного дела и принятии его к производству; постановление о признании пострадавшего от преступления потерпевшим; постановление о приостановлении производства. И лишь в 5% изученных уголовных дел в следственном отделе при Аргунском РУВД находились протоколы осмотра места происшествия и допроса потерпевшего. В 4% дел проводились другие следственные действия (как правило, это допросы свидетелей).

Аналогичная ситуация складывается и по делам, где известно лицо, виновное в совершении преступления. Следователи, сосредоточившись на расследовании в первую очередь особо тяжких и тяжких преступлений, не успевают в срок расследовать остальные. В результате срок следствия приходится продлевать.

Надзирающий прокурор имеет право продлить срок расследования до шести месяцев (ч. 4 ст. 162 УПК). В условиях чрезвычайных ситуаций он учитывает не только сложность дела, его объем, но и обстоятельства, вызванные чрезвычайной ситуацией, а именно — дефицит времени. Однако дальнейшее продление срока расследования находится в компетенции прокурора субъекта Федерации. Но часть 5 статьи 162 УПК РФ ставит жесткое ограничение, согласно которому продлению подлежат лишь дела, представляющие особую сложность. Большинство уголовных дел, возбужденных согласно принципу публичности, в чрезвычайных ситуациях не продлеваются, так как не являются сложными. Следователь (дознаватель) не успевает процессуально закрепить обстоятельства, перечисленные в статье 73 УПК РФ.

В обычных условиях дела, не расследованные в срок и не подпадающие под категорию особой сложности, считаются “заволокиченными”, должностные лица, виновные в этом, привлекаются к дисциплинарной ответственности.

В чрезвычайных ситуациях следователи расследуют преступления в очень сложных условиях, напряженном режиме. Так, в августе 1999 года, когда активизировали свои действия вооруженные чеченские бандформирования на территории Республики Дагестан, захватили населенные пункты Цумадинского, Ботлизского, Новолакского районов и организовали вооруженные мятежи в селах Карамахи, Чабанмахи, следователи находились на казарменном положении и расследовали преступления в условиях ведения боевых действий.

Прокурор, таким образом, как и следователь (обязанный в срок расследовать уголовное дело и не успевающий этого сделать), находится в трудной ситуации, когда любое из двух возможных решений приводит к нарушению процессуального законодательства. Продлить срок расследования по делу, не представляющему большой сложности, значит нарушить ч. 5 ст. 208 УПК РФ. Отказ в продлении влечет нарушение принципа всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела. В результате следователь обязан направить уголовное дело в суд без достаточной доказательственной базы, что, в конечном счете, в соответствии с принципом презумпции невиновности, приведет к постановлению оправдательного приговора со всеми вытекающими неблагоприятными последствиями. Правда, следователь, предвидя перспективу такого прохождения дела в суде, может прекратить его по п. 1 ч. 1 ст. 27 УПК РФ — непричастность подозреваемого или обвиняемого к совершению преступления. Однако при таком решении не достигается назначение уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК РФ): уголовное дело возбуждается не ради того, чтобы его прекратить по истечении срока расследования. Да и прекратить по указанному основанию можно только при наличии условия, согласно которому к моменту прекращения были исчерпаны все возможности для собирания дополнительных доказательств.

Представляется достаточным приводить аргументацию по вопросу невозможности полной реализации принципа публичности в чрезвычайных ситуациях. Действующее процессуальное законодательство реализовать его не способно.

Однако такая тупиковая ситуация является результатом технического переноса процессуальной правовой системы в условия конфронтации, противостояния, межнациональной вражды. В то же время учет особенностей частного интереса пострадавшего в этих условиях позволит существенно снизить проблему кадрового обеспечения в процессе расследования и будет полностью соответствовать Конституции 1993 года в вопросе приоритета интересов, прав и свобод личности.

Законодателю важно учитывать тот факт, что в чрезвычайных ситуациях нарушенный преступлением интерес пострадавшего оценивается с учетом ряда обстоятельств:

В чрезвычайных ситуациях перечисленные обстоятельства очень существенно влияют на оценку пострадавшим значимости причиненного ему вреда.

В результате этого учета пострадавший и определяет, насколько серьезен нанесенный ему вред и целесообразно ли, чтобы государство начало преследование виновного. Перечисленные обстоятельства могут быть для пострадавшего настолько существенны, что он предпочтет отказаться от преследования.

Если законодатель будет учитывать эту внутреннюю “борьбу” интересов пострадавшего, а также его волеизъявление, то окажется, что по большинству преступлений позиция, занятая пострадавшим, направлена не на содействие расследованию, а наоборот, на противодействие ему. В уголовном законодательстве предусмотрена уголовная ответственность потерпевшего за отказ от дачи показаний (ст. 308 УК). Создается парадоксальная ситуация: преступление совершено против интересов лица. Пострадавший не желает возбуждения уголовного дела, которое все-таки возбуждается. Государственные органы стремятся наказать виновного и таким образом восстановить нарушенный интерес. В своем стремлении государство готово пойти даже на уголовное наказание самого пострадавшего. Но разве это ему нужно? Именно в данный момент важно руководствоваться Конституцией в части приоритета прав человека. Нужно не декларированное, а фактически обеспеченное уважение и соблюдение прав при решении вопроса: нуждается ли потерпевший в помощи государства при нарушенном личном интересе. В таком изложении ст. 308 УК не обеспечивает приоритет прав человека, обязывая привлечь пострадавшего к уголовной ответственности за отказ от дачи показаний не только тогда, когда нарушены интересы общества и государства, т.е. когда в подчиненном положении к ним должны находиться личные интересы, но и тогда, когда задет интерес конкретного лица.

Под отказом от дачи показаний понимаются и случаи, когда имеет место отказ от дачи ответов на отдельные вопросы из заданных должностным лицом, ответственным за расследование или разрешение уголовного дела. Как отказ от дачи показаний рассматриваются и ситуации, когда пострадавший уклоняется от явки в суд, к следователю, дознавателю.

Слабая надежда на то, что виной такому положению может быть неточная формулировка дефиниции, исчезает после анализа комментария этой нормы. Так, если изучить комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации под общей редакцией бывшего Генерального прокурора Российской Федерации Ю.И. Скуратова и председателя Верховного Суда Российской Федерации В.М. Лебедева, то обнаружим, что объектом данного преступления является нормальное функционирование органов правосудия. В другом комментарии к Уголовному кодексу Российской Федерации под редакцией первого заместителя Председателя Верховного Суда Российской Федерации В.И. Радченко в качестве объекта преступного посягательства указываются интересы правосудия. Представляется, что в первом случае неточна формулировка объекта посягательства, так как само по себе функционирование органов правосудия является многосоставной системой действий, которая включает в себя и такую работу, как проверка поступивших в суд материалов уголовных дел, подготовка к судебному разбирательству и т.д.

Очевидно, что противодействие направлено не на перечисленные виды деятельности, а на конечный результат судебного разбирательства. И здесь наиболее точно можно говорить о правосудии. Поэтому представляется неточным и объект, обозначенный во втором случае, — интересы правосудия. У правосудия не может быть множества интересов, у правосудия одна цель, один интерес: “справедливое решение дела, спора, торжество правосудия”. При этом справедливость является морально-правовой категорией, это “понятие о должном, соответствующее определенным представлениям о сущности человека и его неотъемлемых правах”.

Исходя из изложенного, в случаях, когда преступлением общественным интересам причинен незначительный ущерб или он вообще отсутствует, а нарушены права конкретного лица, то по определенной категории преступлений представляется необходимым пострадавшему, а не государству предоставить право выбора принятия решения о необходимости уголовного преследования и наказания, причем это право должно быть ему предоставлено уже на досудебных стадиях.

На основании вышеизложенного можно сделать вывод о том, что принцип публичности при расследовании преступлений в чрезвычайных ситуациях реализовывать по всем совершаемым преступлениям нецелесообразно по следующим причинам:

Таким образом, необходимость включения в систему принципов уголовного процесса принципа диспозитивности в чрезвычайных ситуациях расследования преступлений, обозначает проблему определения границ соотношения этих принципов.

4. Основным критерием, способным наиболее четко обозначить границы между частным и публичным обвинением, как считают многие ученые, является общественная опасность. Выше мы анализировали различия в трактовках общественной опасности в различных изданиях комментария Уголовного кодекса Российской Федерации. Некоторые отличия есть и в определениях ученых. Так, Н.Ф. Кузнецова под общественной опасностью понимает деяние, которое “...причиняет вред или создает угрозу причинения определенного вреда социалистическим общественным отношениям”. Близкую позицию занимает и О.Ф. Шишов, указывая, что общественная опасность — это основное содержание деяния лица, направленного против социалистических общественных отношений, и являющееся объективным социальным свойством. При этом термин социалистический несет не столько идеологическую нагрузку, как считает В.В. Дорошков, сколько определяет неантагонистические общественные отношения: социальные связи между людьми, объединяющие их в совместной деятельности по удовлетворению своих потребностей.

В.Н. Кудрявцев определял: “общественная опасность преступных действий состоит в том вреде, который они причиняют или могут причинить государству”.

Устаревшим представляется определение Л. Шуберта: “Общественно опасными признаются деяния, которые господствующий класс считает вредными для своих интересов”. В современной теории государства и права подавляющим большинством ученых признается, что как таковой нет яркой выраженности деления общества на классы и тем более “господства” какого-либо класса с особыми “своими” интересами. Государственное устройство европейских и других государств, в том числе российского, строится на принципе разделения властей и демократических выборов. Названные элементы государственного устройства обеспечивают постоянное обновление законодательных органов представителями самых различных слоев населения. Депутатами становятся не представители классов, а носители интересов наиболее значительной части граждан. Уходит в прошлое теория коммунистического общества, в основе которой лежало доминирующее в начале XX века учение о классах.

Понятие общественной опасности, данное нами при определении сущности чрезвычайной ситуации, является, как нам представляется, наиболее точным. Именно способность (или возможность) деяния причинить существенный вред жизненно важным интересам личности, общества, государства должна быть положена в основу определения границ частных начал в чрезвычайных ситуациях. В разряд преступлений, преследуемых публичным порядком, должны быть отнесены действия, содержащие угрозу причинения существенного вреда объектам, охраняемым уголовным законом.

В условиях чрезвычайной ситуации, когда повсеместно совершается множество тяжких и особо тяжких преступлений, их общественная опасность населением непроизвольно переоценивается. Ученые признают возможность изменения уровня общественной опасности, но только в большом историческом промежутке времени. “Никто не возражает против изменчивости уровня общественной опасности того или иного деяния в определенные исторические моменты”, — указывает В.В. Дорошков. И при этом он отрицает возможность изменения ее степени в относительно короткие промежутки времени.

Однако есть ученые, придерживающиеся другой позиции. Так, А.М. Ларин утверждает: “степень общественной опасности не является постоянной величиной даже к определенным типам преступлений. О действительной, а не абстрактной степени общественной опасности деяния можно судить лишь по конкретным обстоятельствам”.

Мы присоединяемся к высказанной точке зрения. Она полностью соответствует чрезвычайным ситуациям, именно они являются тем обстоятельством, которое существенно корректирует представление о степени общественной опасности того или иного “типа” преступлений. Характер конфликта, глубина его разрастания, этап развития, а также длительность определяющим образом влияют на перераспределение шкалы ценностей у населения, находящегося в зоне конфликта. На первый план выступают жизненно важные интересы, связанные с обеспечением охраны жизни и здоровья себе и близким. Не мнимая, а реальная угроза нанесения такого рода вреда, ежедневно наблюдаемые многочисленные преступления, влекущие смерть и причинение тяжкого вреда здоровью, отодвигают на последний план интересы, связанные не только с обеспечением прав на собственность, но также и на права и свободы личности (в том числе указанные в Конституции).

Таким образом, законодательно признанная (ст. 15 УК РФ), вполне совершенная классификация преступлений, произведенная посредством такого критерия, как общественная опасность, по четырем категориям (преступления небольшой тяжести, средней тяжести, тяжкие и особо тяжкие преступления) в условиях чрезвычайной ситуации таковой не является, а значит, не может быть положена в основу разграничения частных и публичных начал в указанных условиях. Важно учитывать, что в чрезвычайных ситуациях происходит переоценка значимости интересов. При этом большая часть их теряет статус “жизненно важных”, остаются лишь интересы, связанные с сохранением жизни и здоровья; остальные переводятся в разряд малозначительных. В условиях, когда следственные органы и органы дознания не могут обеспечить принцип публичности, данное обстоятельство может являться существенным аргументом в сторону предоставления гражданам больших прав в решении вопроса о целесообразности возбуждения уголовных дел. То есть возникает объективная необходимость расширения перечня преступлений, где при решении об уголовном преследовании важно учитывать мнение пострадавшего, и не только по преступлениям небольшой и средней тяжести, но и по отдельным видам тяжких преступлений.

Таким образом, целесообразно совершенствовать процессуальную деятельность с учетом трансформации представления об уровне общественной опасности в чрезвычайных ситуациях и с целью большего соответствия этой деятельности критериям справедливости как одному из оснований выделения дел, где отправным должно быть частное начало.

Следует отметить, что косвенным подтверждением правильности обозначенной позиции является включение в действующее уголовно-процессуальное законодательство, в перечень дел, в основе которых лежит частное начало, преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 131 УК РФ — изнасилование, которое относится к категории тяжких преступлений. То есть критерием разграничения явилась не общественная опасность, а нравственное начало, тесно переплетающееся с понятием справедливости.

5. Как было обозначено выше, частное начало в УПК имеет место в трех категориях дел: дела частного обвинения, дела частно-публичного обвинения и дела, прекращение по которым возможно в связи с примирением сторон.

Отличия одной категории дел от другой заключаются:

1) в разной возможности пострадавшего оказывать влияние на принятие решений должностными лицами в вопросе возбуждения и прекращения уголовных дел (уголовного преследования) в зависимости от стадии их прохождения;
2) в разной активности пострадавшего и должностных лиц по сбору доказательств;
3) в разной форме сбора и процессуального закрепления фактических данных, на основании которых принимается судебное решение;
4) в сроках принятия по делу решений.

По делам частного обвинения пострадавший сам решает, насколько серьезно затронуты его интересы и следует ли ему обращаться за защитой к государству. Решение полностью зависит от его принципов и нравственных установок. Он может отказаться от обвинения на любом этапе прохождения дела, вплоть до удаления суда в совещательную комнату для постановления приговора. Жалоба потерпевшего по делам частного обвинения является единственным поводом к возбуждению уголовного дела. Характер публичности обвинению мог придать прокурор. Участие прокурора по делам частного обвинения имело место в исключительных случаях. Эти случаи были перечислены в ч. 3 ст. 27 УПК РСФСР, то есть когда совершенное преступление имеет особое общественное значение или если потерпевший находится в беспомощном состоянии или в зависимости от обвиняемого, а также в иных случаях, когда потерпевший не в состоянии защищать свои права и законные интересы. Однако по каждому случаю возбуждения уголовного дела без заявления потерпевшего прокурор обязан был предоставить суду веские аргументы обоснованности такого решения, в противном случае суд прекращает дело производством в соответствии с п.7 ст.7 УПК РСФСР.

По делам частно-публичного обвинения волеизъявления пострадавшего учитываются лишь на стадии возбуждения уголовного дела. Без письменного заявления уголовное дело по этим делам возбуждено быть не может (исключение составляют лишь перечисленные выше случаи). Однако если заявление поступило и дело возбуждено, то даже в случае примирения потерпевшего с обвиняемым и подачи встречного заявления данное обстоятельство не является обязательным для прокурора, следователя, дознавателя.

Анализ ч. 4 ст. 20 УПК РФ показывает, что законодатель расширил круг лиц, имеющих право вторгаться в сферу личного целеполагания в вопросах уголовного преследования лиц по делам частного и частно-публичного обвинения. В этот перечень включены следователь и дознаватель. С согласия прокурора они вправе возбудить уголовное дело о любом преступлении, указанном в ч. 2 ст. 20 УПК РФ. Вышеобоснованное утверждение автора о необходимости и важности реагирования на личные интересы граждан, проживающих на территории с чрезвычайной ситуацией, определяет его отрицательное отношение к новой редакции статьи. Последняя ее формулировка применительно к зонам конфликта при необходимости может стать средством, при помощи которого должностные лица смогут по указанным основаниям возбуждать уголовные дела в отношении неугодных лиц и таким образом оказывать на них давление, а также дестабилизирующим обстановку источником в силу того, что судебную систему возможно будет использовать вопреки интересам граждан.

Элементы частного начала предусмотрены и в категориях уголовных дел, указанных в ст. 76 Уголовного кодекса РФ. Согласно названной статье в случае примирения с лицом, впервые совершившим преступление небольшой тяжести, пострадавший от этого преступления может ходатайствовать об освобождении от уголовной ответственности правонарушителя. Однако право пострадавшего просить об освобождении от уголовной ответственности не является обязанностью должностного лица в части его удовлетворения. При решении этого вопроса правоохранительные органы исходят из обстоятельств дела, в том числе оценивается личность виновного, не имело ли место давление на потерпевшего.

Необходимо отметить неточность дефиниции ст. 76 УК РФ в вопросе, на какой стадии уголовного процесса возможно освобождение от уголовной ответственности лица. На практике это упущение порождает разночтения. Так, профессор А.И. Рарог, комментируя эту статью, указывает: “Решение о прекращении уголовного дела (или об отказе в его возбуждении) в связи с примирением лица, совершившего преступление, с потерпевшим может быть принято органом дознания или следователем с согласия прокурора, а также прокурором на любом этапе доследственной проверки или предварительного расследования...”.

Данная норма материального права вступила в действие с 1996 года. Требование реализации ст. 76 УК РФ изложено в ст. 25 Уголовно-процессуального кодекса РФ. Однако положение ст. 76 УК РФ воспроизводится с изменением, которое существенно сужает сферу действия нормы материального права. Согласно названной статье “суд, прокурор, а также следователь и орган дознания с согласия прокурора вправе на основании соответствующего заявления потерпевшего прекратить уголовное дело в отношении лица, впервые совершившего преступление небольшой тяжести, если оно примирилось с потерпевшим и загладило причиненный потерпевшему вред”. В связи с этим не может быть решен вопрос об освобождении от уголовной ответственности лица на стадии возбуждения уголовного дела. Представляется целесообразным привести в соответствие друг с другом названные статьи различных отраслей права. В настоящее же время, до приведения их в соответствие с правилами общей теории права, в случае противоречий следует руководствоваться федеральным законом, принятым в более позднее время (т.е. ст. 25 УПК РФ).

Однако в условиях чрезвычайных ситуаций данная норма не будет способствовать эффективности процессуального законодательства. Возбуждать уголовные дела публичным порядком, а потом прекращать их по указанным категориям преступлений в связи с примирением обвиняемого с потерпевшим нецелесообразно. Аргументы были изложены выше: большое количество дознавателей и следователей в условиях острой их нехватки вынуждены будут заниматься делами, не имеющими судебной перспективы. Мы предлагаем перевести эти дела в разряд дел, возбуждение по которым возможно лишь при наличии заявления пострадавшего.

Важно обратить внимание на проблему, которая возникает в части соответствия статьи 25 УПК РФ (а значит, и ст. 76 УК РФ) статье 49 Конституции Российской Федерации: “Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда”. Данная норма формулирует принцип презумпции невиновности. Это общепризнанный принцип, он провозглашен в ст. 11 Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН, а также в ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах. Противоречие заключается в том, что ст. 25 УПК РФ допускает признание лица виновным в совершении преступления без приговора суда по постановлению органа дознания, следователя, прокурора о прекращении уголовного дела.

Степень выраженности частного начала проявляется и в отношении активности должностных лиц и пострадавшего в сборе доказательств, устанавливающих обстоятельства совершенного преступления.

По делам частного обвинения сам пострадавший обязан собрать доказательства, подтверждающие его правоту, и представить их в суде.

По делам частно-публичного обвинения и делам, освобождение от уголовной ответственности по которым возможно в связи с примирением с потерпевшим, должностные лица после возбуждения уголовного дела всесторонне, полно и объективно исследуют все обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела, защиты законных интересов участвующих в деле лиц, в том числе и пострадавшего, который в данном случае освобожден от практической реализации, несвойственной ему и трудной как для неспециалиста процессуальной деятельности по собиранию доказательств.

В условиях чрезвычайной ситуации осуществлять частные обвинения особенно трудно. Это связано с тем обстоятельством, что преступления, предусмотренные ч. 2 ст. 20 УПК РФ, в подавляющем большинстве совершаются на почве национальной неприязни: клевета, оскорбление, побои, умышленное причинение легкого вреда здоровью, когда пострадавший часто не располагает точной информацией о лице, которое им обвиняется, со всеми вытекающими, трудно преодолимыми для частного обвинителя последствиями. Эти последствия могут отрицательно повлиять на решение о дальнейшем преследовании виновного. Такая ситуация противоречит ст. 52 Конституции РФ, т.к. существенно затрудняет доступ потерпевшего к правосудию.

В названных случаях для обеспечения права пострадавшего на защиту мировой судья обязан признать необходимым производство предварительного следствия и передать поступившую жалобу прокурору для возбуждения уголовного дела и направления его для производства предварительного следствия, поскольку потерпевший не может иным способом защитить свои права.

Такая цепочка действий не способствует решению задачи быстрого раскрытия преступлений, под чем подразумевается установление всех обстоятельств деяния, в том числе виновного, в максимально короткие сроки со дня совершения преступления. А поэтому, исходя из интересов правосудия, представляется необходимым ч. 2 ст. 20 УПК в чрезвычайных ситуациях исключить. А дела по преступлениям, преследуемым в частном порядке, перевести в разряд дел частно-публичного обвинения, то есть полностью отказаться от частного обвинения.

Еще одним аргументом в вопросе о целесообразности сохранения только частно-публичного обвинения является процессуальная форма собирания и проверки фактических данных об обстоятельствах совершенного преступления.

При частном обвинении в суд поступают от заявителя сведения, не всегда соответствующие объективности, страдающие односторонностью в подходе. При этом существенное влияние оказывает сама чрезвычайная обстановка, вызванная недоверием, всеобщей ненавистью и неадекватной оценкой действий представителей противоположной стороны. Это значительно затрудняет работу судьи, заставляя его истребовать дополнительные документы и предметы, более объективно устанавливающие фактические обстоятельства дела до начала судебного разбирательства (ч. 2 ст. 319 УПК РФ). Судья не в силах это осуществить без помощи должностных лиц органов дознания. А время, затраченное на оформление отдельных поручений и их выполнение, значительно увеличивает подготовительный этап к судебному заседанию, далеко превышающий срок в 14 суток, установленный ст. 321 УПК РФ. Приходится констатировать, что по подавляющему большинству заявлений о преступлениях, являющихся делами частного обвинения, имеющих точную информацию об обвиняемых лицах, на основании отдельных поручений суда должностными лицами проводится дополнительный сбор необходимых для правильного разрешения дел сведений, в том числе опрос лиц, обладающих информацией и названных в качестве очевидцев как частным обвинителем, так и обвиняемым. Без наличия этой информации останутся безрезультатными усилия судьи добиться “согласия сторон на примирение...” (ч. 5 ст. 319 УПК РФ).

Таким образом, в качестве результата приходится констатировать тот факт, что в чрезвычайных ситуациях:

В чрезвычайных ситуациях критерием разграничения должен быть субъективный (психический) фактор.

Пострадавший определяет, насколько для него существенен вред и стоит ли обращаться в правоохранительные органы в результате соотнесения ряда вышеуказанных обстоятельств.

Таким образом, для максимально полного обеспечения частного интереса в чрезвычайных ситуациях необходимо расширить частные начала в вопросе возбуждения уголовного дела в зависимости от волеизъявления пострадавшего.

В чрезвычайных ситуациях целесообразно:

Контактный телефон:
(83512) 60-16-55 (дом.)
Сергеев Андрей Борисович

Copyright © 1994-2016 ООО "К-Пресс"