 |
Черные дыры в Российском Законодательстве 2002'4
|
|
|
Гражданское право
СПОРНЫЕ ВОПРОСЫ УСТУПКИ ПРАВ
Степаненко Е.К., адвокат
Московская городская коллегия адвокатов
Согласно ст. 128 ГК РФ имущественные права относятся к объектам гражданских
прав. По общему правилу объекты гражданских прав свободны в обороте, что
означает, что с ними могут быть совершены любого рода сделки. Исключение
составляют объекты, изъятые из оборота или ограниченные в обороте - перечень
таких объектов определяется законом. Если руководствоваться общим правилом, то
имущественные права могут приобретаться, передаваться, переходить третьим лицам
в порядке универсального правопреемства или иными разрешенными законом
способами.
Возникающие в рамках обязательственных отношений права требования относятся к
имущественным правам и, следовательно, могут участвовать в гражданско-правовом
обороте наряду с иными видами имущества. В соответствии со ст. 382 ГК РФ право
(требование), принадлежащее кредитору на основании обязательства, может быть
передано им другому лицу по сделке (уступка требования). Термин "цессия"
упоминается применительно к сделке уступки прав требования только в п. 2 ст. 146
ГК РФ, который регламентирует порядок передачи прав по именным ценным бумагам.
Однако в юридической литературе указанный термин применяется ко всем случаям
уступки прав требования на основании сделки. Еще Д.И. Мейер писал о том, что
сделка по передаче прав называется обыкновенно цессией. Этот же термин был
воспринят и современной судебной практикой.
В настоящее время цессия прав очень активно применяется на практике
субъектами предпринимательской деятельности. Справедливо будет отметить, что,
как свидетельствует практика, уступка прав требования зачастую используется не
только как эффективный институт реализации кредиторской задолженности, но и как
способ уклонения от уплаты налогов, возможность сокрытия движения денежных
средств, средство для создания искусственных задолженностей. При этом такое
применение цессии в гражданско-правовом обороте обусловлено не только
недобросовестностью некоторых его участников, но и несовершенством
законодательства, регулирующего уступку прав требования, отсутствием сложившейся
судебной практики. В результате, как совершенно обоснованно отмечает Л.А.
Новоселова, в ряде случаев участники совершаемой сделки цессии "не понимают ни
ее природы, ни последствий ее осуществления, ни особенностей возникающих
правоотношений". Именно поэтому вопросы о правовой природе сделки по уступке
прав требования, характере и объеме уступаемых прав имеют существенное значение.
1. ПРАВОВАЯ ПРИРОДА ЦЕССИИ
В настоящее время в юридической литературе высказываются различные точки
зрения на правовую природу договора уступки требования в российском
законодательстве. Согласно одной из них соглашение об уступке прав представляет
собой двустороннюю сделку, результатом которой является сингулярное преемство в
праве требования, т.е. цессия расценивается как самостоятельное основание
перехода прав требования. При этом цедент и цессионарий вправе определить то
основание, на котором производится цессия. Это основание может быть возмездным
(например, передача права требования в обмен на определенное имущество или
уплату денежной суммы) или безвозмездным (в частности, с целью дарения). Однако,
согласно описываемому взгляду на цессию, это основание не следует путать с самой
сделкой цессии. С этой точки зрения цессия относится к категории так называемых
абстрактных сделок. Некоторые современные авторы называют такой подход к
договорам цессии традиционным.
Однако ряд правоведов отрицают самостоятельность договоров цессии исходя из
того, что переход прав требования производится не на основании отдельной
(абстрактной) сделки, а на основании вполне определенной каузальной сделки. Этой
сделкой в зависимости от основания передачи (возмездного или безвозмездного)
может быть один из гражданско-правовых договоров, предусмотренных ГК РФ
(купля-продажа, мена, дарение). В современном гражданском законодательстве
России такая точка зрения получила достаточно широкое распространение. Не
последнюю роль в этом сыграли положения ст.ст. 454 и 572 ГК РФ, которые
предусматривают возможность распространения норм о купле-продаже или дарении
имущества на передачу имущественных прав, если иное не вытекает из содержания
или характера этих прав.
Следует отметить, что различие во взглядах на юридическую природу цессии
объясняется, в первую очередь, отсутствием четкого законодательного
регулирования данного института. При этом указанный недостаток проявляется не
только в современном праве. В дореволюционном русском праве, как отмечал К.
Анненков, законодательного материала было явно недостаточно "для выяснения даже
самого существа цессии по нашему закону". В этой связи мнения, высказываемые
русскими цивилистами, были достаточно неопределенными. Например, по мнению
К.Победоносцева: "основанием передачи служит обыкновенно предшествующий договор,
имеющий целью обмен ценностей. Так, передача может быть сделана за деньги (то
есть продается право требования по обязательству), в удовлетворение долга, для
уравнения ценностей при разделе наследства и т.п. Передача может быть сделана и
с дарственной целью". Из этого высказывания можно сделать вывод о том, что
К.Победоносцев придерживался той точки зрения, что уступка права производится не
на основании самостоятельной сделки цессии, а на основании сделки купли-продажи
или дарения. Вместе с тем, такой вывод не может быть признан безусловным, так
как в целом в своей работе К.Победоносцев вообще не рассматривает вопрос о
возможности (или невозможности) квалификации цессии как самостоятельной сделки
по переходу права.
Страдает неточностью и определение цессии, использованное И.Н.Трепицыным,
который писал: "цессия представляет из себя сингулярное преемство в правах
первоначального кредитора (цедента) со стороны третьего лица …. Цессия
производится всегда на каком-нибудь основании. Таким основанием (causa) может
быть или возмездное отчуждение, например, продажа требования за деньги, передача
его взамен уплатить денег (datio in solutum), или же отчуждение безвозмездное,
дарение … ".
И одновременно, говоря об основании цессии, И.Н.Трепицын указывал: "эти
основания не всегда видны в самом акте цессии … с этой стороны сделка цессии
абстрактна (выделено мной – Е.С.); здесь, т.е. между цессией и ее основанием (cessio
и causa cessionis), такое же отношение, как между римско-германской traditio и
лежащим в основе ее договором, например, купли-продажи". Сравнивая положения
Кодекса Наполеона и русского законодательства, регулирующие уступку прав, он
писал: "в Кодексе Наполеона цессия рассматривается в составе сделки
купли-продажи (ст. 1689-1701); в систематическом отношении это, конечно,
неправильно: купля-продажа есть только одно из оснований уступки требований, но
не единственное, а кроме того, уступка есть институт самостоятельный, а потому
для нее требуется совершенно особое и самостоятельное место (выделено мной –
Е.С.)". В рассматриваемой работе И.Н. Трепицын также использовал такое
определение, как "договор об уступке или цессии обязательственных прав".
Процитированные выше выражения позволяют говорить о том, что И.Н.Трепицын
разграничивал сделку цессии (передачи права) и то основание, на котором цессия
производится (возмездное или безвозмездное).
Г.Пальховский, анализируя правовую природу цессии, писал: "цессия не всегда
проистекает из купли-продажи; она может иметь и другие основания, другие justae
causae – мену, дарение, назначение приданого, исполнение обязательства, - но, по
природе своей, она всегда будет способом – с одной стороны отчуждения, а с
другой приобретения права на имущество, притом на имущество, которое в момент
цессии выражается только в праве требования или в иске". Указанное определение
также не дает однозначного ответа на вопрос об отрицании или признании автором
самостоятельности цессии (хотя позволяет склониться к первому варианту).
К.Анненков предлагал определять цессию, как она определялась еще в римском
праве - "как самостоятельный перенос права требования или права
обязательственного от верителя на другое лицо без согласия должника" и писал о
цессии как о "сделке, имеющей характер договора", "сделке об отчуждении права".
Наиболее четкое определение цессии было дано Д.И.Мейером, который прямо
называл уступку прав "особой сделкой" и указывал, что "юридические отношения
между цедентом и цессионарием определяются сущностью передачи права и
содержанием соглашения, состоявшего между ними, … и поскольку отношения эти
определяются существом передачи права по обязательству, они определяются
одинаково, независимо от основания, на котором совершается передача". При этом
Д.И.Мейер отмечал, что, так как сделка об уступке права в большинстве случаев
представляется возмездной и право по обязательству обыкновенно воплощается в
письменном акте, который с переходом права переходит в руки нового
приобретателя, то "сделку об уступке права по обязательству легко свести к
купле-продаже акта, а сделку о праве представлять как бы сделкой об акте".
Следует отметить, что аналогичная точка зрения высказывалась профессором
Берлинского Университета Г.Дернбургом, который писал об акте цессии как об
отдельной (абстрактной) сделке, которую нужно отличать от основания цессии,
например, от продажи. В большинстве случаев, отмечал он, обе эти сделки
совпадают во времени и по внешнему виду. Такие же доводы приводил и
Г.Ф.Шершеневич, отмечавший: "акт передачи права, называемый цессией, отличен от
сделки, служащей ему основанием, от дарственного или возмездного отчуждения,
хотя чаще всего оба акта сливаются, по-видимому, в одно. Но по существу они
также отличны, как передача материальных вещей и лежащий в ее основе договор".
Самостоятельность цессии отмечалась и Н.Вавиным, который писал, что
содержанием договора цессии является соглашение сторон о передаче требования,
которое следует отличать от основания уступки, которое лежит вне пределов
содержания договора цессии. "Настаивать на их единстве и смешивать их между
собой немыслимо даже в том случае, когда они внешне между собой связаны, когда,
например, в акте цессии положительно упомянуто, что уступленное требование
продано или подарено цессионарию".
В советском законодательстве ситуация складывалась несколько иначе. Статья
202 ГК РСФСР 1922 предусматривала, что "продавец долгового требования или
другого права, поскольку иное не установлено договором, отвечает лишь за
действительность требования или за действительное существование права". Таким
образом, ГК РСФСР 1922 фактически распространил нормы о купле-продаже имущества
на случаи возмездного отчуждения обязательственных прав (прав требования).
Интересно отметить, что в рассматриваемый период французское законодательство
включило главу об уступке прав требования в раздел французского Гражданского
кодекса, касающийся договора купли-продажи. Указанное обстоятельство послужило
основанием для вывода о том, что во французском праве уступка требования не
обособлялась как отдельный договор от того договора, который лежал в его основе
(купли-продажи или дарения, в зависимости от того, уступается ли требование за
вознаграждение или безвозмездно). И хотя Е.Годэмэ расценивал как неправильное
размещение норм о цессии в данном разделе, так как "цессия обязательственного
права может наступить при исполнении продажи, но также и всякого другого
договора об отчуждении – мены, дарения и пр.", очевидно, что указанное замечание
не меняло существующего взгляда на правовую природу цессии во французском праве.
Вероятно, помещение положений об уступке прав в раздел ГК РСФСР 1922,
касающийся купли-продажи, послужило одним из оснований для квалификации уступки
прав как договора купли-продажи права (долгового требования). Так, в частности,
Б.Б. Черепахин указывал: "основным юридическим фактом уступки требования
(цессии) является договор между цедентом и приобретателем требования об уступке
последнему определенного требования. Этот договор может быть возмездным, и тогда
имеет место продажа долгового требования (ст. 202 ГК РСФСР), и безвозмездным,
причем в этом случае имеет место дарение долгового требования".
Есть основания говорить о том, что аналогичного мнения придерживался и
И.Б.Новицкий, который писал, что нет оснований считать цессию абстрактной
сделкой, ибо сделку нельзя отрывать от ее основания. В отношении позиции
И.Б.Новицкого по указанному вопросу необходимо отметить следующее. В своей
работе, написанной в 1921 году, он прямо указывал, что уступка требования
(цессия) является примером абстрактного обязательства, так как "действительность
цессии не зависит от лежащего под ней правооснования (продажи, дарения и пр.);
она может иметь юридическое существование, хотя бы правооснование было мнимое
или недействительное". Позже И.Б.Новицкий уже упоминает о покупателе права,
продаже права требования. В труде, процитированном выше и датированном 1954
годом, И.Б.Новицкий не только отрицает абстрактность цессии, но и высказывает
критику относительно обоснованности существования абстрактных сделок в советском
праве вообще. Однако позднее, в 1957 году, анализируя нормы римского права о
цессии, И.Б. Новицкий отмечал, что действительность цессии не зависит от
основания, по которому цессия осуществлена, а поэтому цессия может быть
произведена по различным основаниям, и в этом смысле она абстрактна. Таким
образом, было бы необоснованным однозначно причислять И.Б.Новицкого к
сторонникам позиции отрицания самостоятельности (абстрактности) цессии.
После принятия ГК РСФСР 1922 не все правоведы поддерживали мнение Б.Б.
Черепахина. Так, например, М.М.Агарков писал: "уступка требования является
распорядительной сделкой, т.е. сделкой, в силу которой от одного лица другому
переходит уже существующее право". При этом он отмечал, что уступку требования
надо отличать от той обязательственной сделки, в силу которой уступка
совершается (купля-продажа, дарение долгового требования), несмотря на то, что
они часто совпадают. "Например", - писал он, - "в соглашение сторон о продаже
долгового требования включено и соглашение о переходе его к новому кредитору".
ГК РСФСР 1964 не распространил нормы о купле-продаже на передачу
имущественных прав. В юридической литературе того времени также говорится лишь о
купле-продаже вещей и ценных бумаг. Как указывает М.И. Брагинский, именно
отсутствие в советском гражданском законодательстве положения о возможности
купли-продажи имущественных прав привело к тому, что правовым основанием цессии
считали особую (специальную) сделку – "соглашение об уступке требования".
Действительно, в юридических комментариях уступка требования определялась как
"договор между первоначальным кредитором и лицом, которому он уступает свое
требование и которое становится вместо него кредитором по данному
обязательству", "сделка (договор), в силу которой кредитор по данному
обязательству – первоначальный кредитор передает свое право требования к данному
должнику третьему лицу", "соглашение кредитора с другим лицом о передаче
последнему своего права требования к должнику".
В современной юридической литературе вопрос о правовой природе цессии
окончательно не урегулирован. Как уже отмечалось выше, действующий ГК РФ
содержит ст.ст. 454 и 572 ГК РФ, которые предусматривают возможность
распространения норм о купле-продаже или дарении имущества на передачу
имущественных прав, если иное не вытекает из содержания или характера этих прав.
Распространение положений гражданского законодательства, регулирующих передачу
вещей, на случаи передачи имущественных прав могло послужить стимулом для
"возрождения" мнения о том, что цессия прав производится на основании
соответствующей гражданско-правовой каузальной сделки (например, купли-продажи
или дарения права).
Основным сторонником взгляда на цессию как на каузальную сделку в настоящее
время является профессор М.И.Брагинский. В поддержку своего мнения, кроме
изложенных выше положений ГК РФ, он указывает на следующее:
а) движение имущественных прав происходит в рамках соответствующих
гражданско-правовых договоров, имеющих своим предметом имущество. Цессия
выражается в передаче цедентом цессионарию определенного права в силу сделки или
на основании закона, в первом случае передача права имеет основанием договор.
Этим договором является не цессия, а та сделка, на которую опирается переход,
составляющий сущность цессии.
При конструкции особого "договора цессии" создается определенный правовой
вакуум, так как глава о перемене лиц в обязательстве регулирует в основном
отношения между должником, а также старым и — отдельно — новым кредитором,
оставляя открытым вопрос об отношениях между первоначальным и новым кредиторами.
В этой связи возникает потребность в использовании норм о купле-продаже, дарении
и т.д., которые регулируют сроки и порядок исполнения обязанностей сторон,
ответственность за нарушение обязательств по договору и иные существенные для
договора условия.
б) действующее российское законодательство не позволяет индивидуализировать
договор цессии и найти ему место в системе договоров. Такие договоры могут быть
иногда односторонними, иногда двусторонними, иногда возмездными, иногда
безвозмездными, иногда реальными, иногда консенсуальными, иногда абстрактными,
иногда казуальными. Это "аморфное", согласно терминологии, используемой
М.И.Брагинским, состояние исключает возможность выделения соответствующей
договорной конструкции.
в) если квалифицировать договор цессии как самостоятельный договор, отличный, в
том числе, от договора дарения, то это дает возможность обойти запрет
безвозмездной передачи прав, в частности, между коммерческими организациями.
Стоит лишь назвать договор, по которому безвозмездно переходит право, "цессией",
как отпадут основания для применения положений ГК РФ, регулирующих дарение.
Таким образом, М.И.Брагинский расценивает цессию как каузальную сделку, форма
и содержание которой зависят от того основания, которым руководствовались
стороны, заключая этот договор. Аналогичная позиция поддерживается многими
правоведами. В частности, В.Анохин, хотя и оговаривается, что на практике
переход прав именуется договором уступки прав требования, одновременно говорит о
том, что "движение имущественных прав (а равно и долга) происходит в рамках
определенных гражданско-правовых синаллагматических договоров, имеющих своим
предметом имущественные взаимоотношения. … для уступки права чаще всего
используются традиционные гражданско-правовые договоры купли-продажи, мены,
поставки, энергоснабжения". В своей монографии изложенную позицию целиком
разделяет Е.А.Суханов, который, ссылаясь на изложенные выше доводы
М.И.Брагинского, пишет о том, что эти доводы убедительно доказывают, что
"договор цедента с цессионарием является не особым гражданско-правовым
договором, а договором купли-продажи прав, либо их мены, дарения, факторинга и
т.д.".
Есть основания говорить о том, что такой же подход был воспринят судебной
практикой. В частности, в своем Постановлении № 1676/98 от 29.12.1998 Высший
Арбитражный Суд РФ указал: "законодатель, регламентируя возможность передачи
прав (требования) по сделке, не определил вида договора, по которому эта
передача происходит. Поэтому договор купли-продажи может служить основанием
передачи прав (требований). В данном случае имеет место возмездная цессия.
Следовательно, передача права (требования) по договору продажи не противоречит
статье 386 Гражданского кодекса Российской Федерации и в целом параграфу 1 главы
24 Гражданского кодекса Российской Федерации. Кроме того, пунктом 4 статьи 454
Гражданского кодекса Российской Федерации предусмотрено, что общие положения о
купле-продаже применяются к продаже имущественных прав, если иное не вытекает из
содержания или характера этих прав".
Если следовать приведенным выше мнениям, то уступку прав следует
квалифицировать как сделку, в основании которой должно лежать либо условие о
предоставлении за переданное право встречного эквивалента (например, денег или
иного имущества), либо условие о том, что право передается безвозмездно
(дарится). При этом существенные условия, позволяющие отнести такую сделку к
определенному виду договоров (купле-продаже или дарению), должны
квалифицироваться как основание для уступки права. В частности, при уступке
права в обмен на получение денежных средств основанием для уступки является
получение за переданное право денежного эквивалента. Такая сделка, согласно
анализируемой точке зрения, должна расцениваться как купля-продажа права (ст.
454 ГК РФ). Продолжая развивать далее эту точку зрения, следует прийти к выводу
о том, что передача прав требования всегда производится на основании
соответствующих каузальных сделок.
Каузальными сделками принято считать те сделки, совершение которых базируется
на определенном основании (causa). Таким основанием может выступать, например,
намерение купить вещь, обменять, арендовать ее или подарить. Согласно
определению И.Б.Новицкого: "causa означает ближайшую цель, ради которой
заключается договор, материальное основание, которое привело к заключению
договора. Лицо может иметь при вступлении в договор не одну цель, а несколько,
например, покупая вещь, лицо имеет в виду в течение некоторого срока, пока вещь
нужна ему для профессиональных надобностей, пользоваться ею, а затем продать ее
и т.п. Но в глазах права важна непосредственная ближайшая цель, ради которой
лицо вступает в договор; так, когда покупатель принимает на себя обязательство
платить покупную цену, его ближайшей целью является получение вещи. Такая
ближайшая цель договора и называется causa. Каузу (в указанном смысле) надо
отличать от простого мотива, под которым разумеют всякое соображение, приводящее
лицо к известному решению".
В двусторонних договорах, как правило, цель (основание договора, causa)
заключается в предоставлении, которое обязуется представить одна из сторон. При
этом отсутствие признаков возмездности сделки не означает отсутствия основания
ее совершения - в безвозмездных сделках основанием выступает намерение одарить
другую сторону или освободить от имущественной обязанности. Здесь следует
оговориться, что в юридической литературе встречается мнение о том, что цель
(основание) сделки всегда должна иметь экономическую составляющую, т.е. говорить
о наличии цели обязательства допустимо только в том случае, если обязательство
носит возмездный характер. Цель возникновения обязательства, носящего
безвозмездный характер, фактически является психологическим мотивом, способом
"проявить щедрость", экономическая же цель возникновения и существования у
безвозмездной обязанности отсутствует. Такой подход не представляется достаточно
обоснованным. Цель сделки не обязательно должна иметь хозяйственно-экономический
характер. Если в итоге совершения сделки одна из сторон не ожидает получения
встречного исполнения, то это не означает, что та цель, которую преследовали
стороны, вступая в сделку, не была достигнута. Например, как совершенно
обоснованно отмечал К.Победоносцев: "в обязательствах дарственных ближайшая цель
– подарить, сделать благодеяние".
Последствием признания сделки каузальной является не только фиксация
определенного основания сделки в ее тексте, но и признание этого основания как
существенного условия этой сделки, без которого она не может быть признана
действительной. Если каузальная сделка совершена с соблюдением всех необходимых
условий, но у нее отсутствует основание, такая сделка является недействительной.
Соответственно, должник вправе ссылаться на отсутствие основания сделки или
наличие у основания сделки существенных пороков, которые свидетельствуют о
незаконности этого основания или о том, что фактически сторонами не была
достигнута договоренность относительно оснований заключаемой сделки. Например,
при заключении договора займа заемщик преследует цель получения определенного
количества денежных средств или определенного количества вещей, объединенных
родовыми признаками. В случае, если денежные средства (вещи) в действительности
не были переданы заемщику, то цель, которую преследовал заемщик, вступая в
договор займа, достигнута не была и заемщик вправе оспаривать договор займа по
его безденежности, доказывая, что деньги (вещи) в действительности не были им
получены от займодавца или получены в меньшем размере (ст. 812 ГК РФ).
Исполнение каузальной сделки целиком зависит от той цели, которую определили
стороны, заключая сделку. В частности, вступая в правоотношения по договору
купли-продажи, продавец имеет целью получение денег за свой товар, а покупатель
имеет целью получение данного товара. В соответствии со ст. 328 ГК РФ в случае
непредоставления обязанной стороной обусловленного договором встречного
обязательства либо наличия обстоятельств, очевидно свидетельствующих о том, что
такое исполнение не будет произведено в установленный срок, субъект встречного
исполнения вправе приостановить исполнение своего обязательства либо вовсе
отказаться от исполнения договора и потребовать возмещения убытков. В случае,
если продавец отказывается передать покупателю проданный товар, покупатель
вправе отказаться от исполнения договора купли – продажи (п. 1 ст. 463 ГК РФ).
При этом цели, которые ставят стороны при заключении каузальной сделки, должны
соответствовать правовой природе этой сделки. Если, заключая каузальную сделку,
стороны в действительности имели в виду достижение иных целей, чем установленные
этой сделкой, то несоответствие содержания сделки реальному основанию ее
совершения влечет недействительность этой сделки как притворной (п. 2 ст. 170 ГК
РФ).
Кроме того, как отмечает В.С.Ем, для исполненной каузальной сделки
"характерно совпадение цели и правового результата". Если такого совпадения не
происходит, то можно говорить либо о недействительности сделки, либо о
невозможности ее исполнения. Так, при гибели индивидуально-определенного
предмета договора купли-продажи до его передачи покупателю невозможно далее
исполнять этот договор, невозможно достичь его цели. В качестве примера
недействительной сделки, цели и результат исполнения которой не совпадают, можно
привести мнимые сделки – когда результат исполнения вообще отсутствует, так как
сделка совершена без намерения создать соответствующие ей правовые последствия
(п. 1 ст. 170 ГК РФ).
Возвращаясь к вопросу об основании договора цессии, следует отметить, что
вопрос об обоснованности квалификации цессии как каузальной сделки носит спорный
характер. В соответствии с п.1 ст. 382 ГК РФ право, принадлежащее кредитору на
основании обязательства, может быть передано им другому лицу по сделке. Вместе с
тем законодатель не указал те основания, на которых происходит (может
происходить) цессия прав.
Более того, если в отношении каузальных договоров (например, купли-продажи)
законодательство прямо предусматривает необходимость указания цели их совершения
в тексте договора, то относительно договора цессии отсутствуют какие-либо нормы
права, свидетельствующие о необходимости включения в этот договор какой-либо
информации о его основании. Пункт 3 ст. 382 ГК РФ предусматривает необходимость
уведомления должника о состоявшейся уступке. Статьей 385 ГК РФ предусмотрена
обязанность цессионария предоставить должнику доказательства перехода к нему
прав требования. ГК РФ также предусматривает пределы ответственности цедента
перед цессионарием и требования к форме договора цессии (ст.ст. 389 - 390 ГК
РФ). Однако из ГК РФ не усматривается ни указания на основание цессии, ни
требования о включении этого основания в договор цессии, ни обязанность цедента
и/или цессионария уведомить должника об основании уступки. Фактически, как
обоснованно отмечает Л.А.Новоселова, для достижения правового результата цессии
"достаточным представляется уведомление должника о переходе права требования и
предоставление доказательств самого перехода (передачи) права – акта, в котором
выражены: воля прежнего кредитора уступить права; воля передать их конкретному
лицу; четкое указание на то право (права), которое передается". Вместе с тем,
если законодатель вообще не предусматривает того основания, на котором
производится уступка права, то, соответственно, основание уступки не является
существенным условием договора цессии и отсутствие в тексте договора цессии
указания на ее основание не может повлечь незаконность этого договора.
Все изложенные выше обстоятельства отнюдь не свидетельствуют о том, что
цессия совершается вообще без какого-либо основания. Никакие обязательства не
могут существовать без основания (цели). Как указал А.С.Кривцов: "существует
causa при каждом договорном обязательстве, будет ли последнее абстрактным или
материальным, - безразлично … никто не будет переносить на другое лицо
какую-либо ценность без получения известной выгоды от верителя или сознательного
отрицания эквивалента, как это имеет место при дарении". Цессия не является
исключением. В случае уступки права цедент преследует определенную цель –
например, получить за уступаемое право денежный эквивалент, передать право в
счет погашения задолженности или просто подарить право третьему лицу.
И.Б.Новицкий отмечал: "бывают такие договоры, из которых не видно, какая
кауза лежит в их основании, и неосуществление каузы (которая фактически всегда
имеется, ибо без всякой цели никто не заключает обязательства) не препятствует
наступлению юридических последствий такого договора. Подобного рода договоры как
бы отвлечены от своей каузы, от своего основания, абстрагированы от него, а
потому в современной теории называются абстрактными".
Еще Г.Ф. Шершеневич указывал, что абстрактные договоры "вполне возможны и в
действительности весьма нередки". Особенность абстрактных сделок заключается в
том, что обязательства, возникающие из этих сделок, независимы от своего
основания. Однако неправильно говорить о том, что абстрактные сделки вообще не
имеют основания и совершаются "сами по себе". Абстрактные сделки, как и
каузальные, всегда имеют определенное основание, однако при этом они фактически
оторваны от этого основания, в тексте таких сделок вообще может не упоминаться
условие о предоставлении встречного эквивалента (или его отсутствии).
Такая "независимость" абстрактных сделок от той цели, которая преследуется
при их заключении, не означает, что для абстрактных сделок наличие и
действительность их основания никогда и ни при каких условиях не должны
приниматься во внимание. Абстрактная природа сделки означает лишь, что,
предъявляя требование об исполнении такой сделки, кредитор не обязан доказывать
наличие ее основания — в абстрактных сделках наличие такого основания и его
действительность презюмируются. Это не лишает должника по абстрактной сделке
права доказывать отсутствие или недействительность causa obligationis, а также
права ссылаться на то, что causa, которую имели в виду стороны, в
действительности достигнута не была. В.М.Хвостов писал о том, что в случае
недостижения цели абстрактной сделки представителю по такой сделке дано право
выдвигать возражения против иска получателя из представленного ему путем
абстрактной сделки права требования или выдвигать особый обязательственный иск
против получателя о возврате того, что он получил по сделанному ему
предоставлению. На это обстоятельство указывал и А.С.Кривцов, который утверждал,
что нет оснований делать разрыв между правом требования кредитора и правом
должника на эквивалент, чтобы каждое из них представляло вполне самостоятельное
и независимое отношение, так как если должнику удастся опровергнуть
существование causa, то последствия будут те же, что и при каузальных сделках.
В настоящее время изложенный выше подход был воспринят судебной практикой. В
частности, п. 15 Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего
Арбитражного Суда РФ № 33/14 от 04.12.2000 "О некоторых вопросах практики
рассмотрения споров, связанных с обращением векселей" предусмотрено, что лицо,
обязанное по векселю, освобождается от платежа, если докажет, что предъявивший
требования кредитор знал или должен был знать в момент приобретения векселя о
недействительности или об отсутствии обязательства, лежащего в основе выдачи
(передачи) векселя.
В современной правовой литературе этот подход не всегда находит поддержку.
Например, А.Г.Калпин указывает на недопустимость (запрет) оспаривания основания
абстрактной сделки. Однако при этом автор не приводит оснований для такого
вывода.
В отличие от каузальной сделки, для действительности которой ее правовой
результат, как правило, должен совпасть с ее основанием, в отношении абстрактных
сделок следует констатировать, что недостижение той цели, которую ставили перед
собой стороны, заключая абстрактную сделку, не влечет недействительность этой
сделки. Как писал Г.Ф. Шершеневич, "при абстрактном договоре неосуществление
ожидаемого обстоятельства, которое имелось в виду той или другой стороной при
установлении обязательства, не имеет никакого влияния на силу договора. Приняв
на себя абстрактное обязательство, должник не вправе уклоняться от исполнения
договора под тем предлогом, что не осуществилось предполагаемое им основание".
Классическим примером абстрактной сделки в действующем законодательстве
является вексель, который фактически представляет собой обязательство выплатить
определенную денежную сумму безотносительно к основаниям ее выплаты. К
сожалению, следует отметить, что вопросу существования и действия абстрактных
сделок в современной правовой литературе уделяется необоснованно мало внимания.
Более того, в настоящее время наблюдается тенденция к отрицанию существования
абстрактных сделок, за исключением тех, которые прямо поименованы в законе. Так,
М.В.Кротов считает: "для действительности абстрактных сделок обязательно
указание на их абстрактный характер в законе". Этого же мнения придерживается и
А.Г.Калпин. Однако такой подход фактически отрицает возможность существования
абстрактных сделок в современном праве. Действующее законодательство ни одну из
сделок не именует "абстрактной" (даже вексель). Представляется, что правильным
будет расценивать сделку как абстрактную не в том случае, когда закон прямо
назвал ее абстрактной, а в том случае, когда закон устанавливает такие условия
действительности и исполнения данной сделки, которые позволяют квалифицировать
ее как абстрактную. Как указывает В.А.Белов, "в законодательстве возможность
заключения той или иной сделки как абстрактной может выражаться двумя способами:
1) прямым указанием на абстрактность, отсутствие эквивалента сделки или
2) умолчанием об эквиваленте (каузе, основании, причине) сделки".
Возможно ли квалифицировать цессию как абстрактную сделку, отвлеченную от
своего основания? В свое время А.С.Кривцов указывал, что основной вопрос, на
который необходимо ответить при оценке значимости основания (causa) для сделки,
заключается в следующем – насколько исполнение одной стороной ее обязанности
составляет необходимое условие (conditio sine qua non) для требования от другой
стороны исполнения лежащей на ней обязанности. Применительно к рассматриваемой
теме необходимо ответить на вопрос о том, насколько исполнение обязательства
цедента по уступке права ставится законодателем в зависимость от встречного
исполнения цессионарием обязательств, обусловленных основанием (целью) уступки.
Глава 24 ГК РФ вообще не устанавливает тех оснований, на которых производится
цессия прав, а соответственно, цессия может быть произведена на любом основании,
которое предусмотрят стороны. При этом договор цессии может вообще не содержать
никаких указаний на то основание, на котором уступается право. Следовательно,
для определения характера юридической связи между цедентом и цессионарием и
конкретизации обязательств, возникающих из договора цессии, нет необходимости
ссылаться на основание уступки права. Это значит, что основание (цель) уступки
не влияет на правовую природу договора цессии. Исходя из изложенных выше
положений ГК РФ, на поставленный выше вопрос можно ответить, что обязанность
цессионария уступить право не ставится в зависимость от того, получит ли цедент
встречное исполнение от цессионария (если право уступалось на возмездной основе)
или наступит иное последствие, которое имели в виду стороны договора. С учетом
вышеизложенного цессию можно характеризовать как абстрактную сделку, которая не
зависит от своего основания.
Однако неправильным было бы сделать такой вывод, не исследовав те аргументы,
которые приводят сторонники взгляда на цессию как на каузальную сделку. В этой
связи имеет смысл вернуться к изложенным выше доводам, которые выдвигает М.И.
Брагинский и проанализировать их с точки зрения изложенного выше материала о
правовой природе каузальных и абстрактных сделок.
Прежде всего, следует остановиться на доводе М.И. Брагинского о том, что
движение имущественных прав происходит в рамках соответствующих
гражданско-правовых договоров, имеющих своим предметом имущество.
Понятие "имущественные права" включает в себя не только обязательственные
права, но и, например, вещные права, исключительные права на результаты
интеллектуальной деятельности. Предметом договора уступки прав может быть только
субъективное обязательственное право. Поэтому в целях оценки правовой природы
договора цессии целесообразно остановиться именно на движении обязательственных
прав. Представляется, что положения действующего гражданского законодательства
позволяют сделать вывод о том, что движение обязательственных прав происходит в
рамках особых сделок, которые не входят в число сделок, регулирующих отношения,
возникающие при передаче имущества.
Пункт 1 статьи 382 ГК РФ прямо предусматривает, что право требования,
принадлежащее кредитору на основании обязательства, может быть передано им
другому лицу по сделке (уступка требования). Таким образом, действие,
составляющее сущность передачи права, имеет характер сделки. При этом уступка
права требования может быть осуществлена на любом основании (возмездном или
безвозмездном). Этим основанием может быть купля-продажа, мена, дарение. Однако
ни исполнение, ни действительность сделки по уступке права не поставлены в
зависимость от той цели (основания), которую преследовали стороны, заключая
данную сделку. Это означает, что необходимо строго разграничивать сделку по
передаче права требования и ту сделку, которая лежит в ее основании.
Следует также отметить, что статьей 389 ГК РФ установлены специальные
требования к форме сделки по уступке права. Форма цессии определяется
применительно к форме той сделки, права по которой передаются. Следовательно,
форма сделки цессии не зависит от той сделки, которая лежит в основании передачи
права. Установление специальных требований к форме сделки уступки права
означает, что фактически законодатель разграничил сделку цессии и сделку,
которая служит основанием для уступки (купля-продажа, дарение и т.д.), и
предусмотрел отдельные критерии к форме каждой из этих сделок. На практике
достаточно часто сделка цессии и сделка, на основании которой цессия
производится, совершаются одновременно и оформляются единым документом. Однако
даже в этом случае необходимо учитывать, что сделка уступки права носит
самостоятельный характер и не зависит от той сделки, которая служит для нее
основанием.
Можно выдвинуть еще один довод против возможности передачи обязательственных
прав в рамках договоров, предметом которых является имущество. Целью таких
договоров является переход права собственности на конкретное имущество. Возьмем
основные договоры, которые могут быть положены в основание передачи права:
купля-продажа, мена, дарение. Каждый из этих договоров подразумевает переход
права собственности на то имущество, которое выступает предметом договора.
Однако обязательственные права – это особенный объект гражданских прав. Право
нельзя передать (вручить) как вещь, в связи с чем возникает вопрос о том, может
ли вообще право быть объектом передачи в собственность в таком же порядке, как
передается имущество, может ли право быть объектом вещного права. Большинство
положений ГК РФ о праве собственности (и иных вещных правах) может быть
применено только к материальным объектам (вещам) и не подлежит применению к
такому нематериальному явлению, как право. В.А.Дозорцев, анализируя вопрос об
обоснованности провозглашения объектом права собственности имущественных прав
(и, в частности, обязательственных), указывает, что объектом права собственности
может быть только материальная вещь и распространение на обязательственные права
"хотя бы в какой-то части правового режима объекта права собственности
безусловно ошибочно и способно вызвать лишь недоразумения на практике". Вместе с
тем, если нет оснований говорить о "передаче права собственности на
обязательственное право", то неизбежно следует вывод о том, что
обязательственное право (право требования) не может отчуждаться как материальные
вещи. Этому выводу не противоречит упоминание имущественных прав (которые
включают в себя и обязательственные права) в составе объектов гражданских прав
наряду с иными видами имущества (ст. 128 ГК РФ). Нет оснований говорить о том,
что каждый объект гражданских прав может быть объектом права собственности.
Поэтому правила о договоре купли-продажи или дарении или любом ином договоре,
который имеет своим предметом переход права собственности на определенное
имущество, не могут регулировать передачу третьим лицам обязательственного
права. Для передачи обязательственных прав необходим особый механизм, особая
сделка, которой и является цессия.
Еще одним аргументом в поддержку этого вывода может служить анализ положений
ГК РФ, касающихся одного из основных договоров, в рамках которых происходит
движение имущества, - договора дарения. В соответствии с п. 3 ст. 576 ГК РФ,
"дарение принадлежащего дарителю права требования к третьему лицу осуществляется
с соблюдением правил, предусмотренных статьями 382-386, 388 и 389 настоящего
Кодекса". Вводя указанную норму в отношении безвозмездной передачи прав
законодатель фактически отдает приоритет положениям о цессии по сравнению с
нормами о дарении. В частности, форма договора, предусматривающего безвозмездную
передачу права требования, подчиняется требованиям ст. 389 ГК РФ (форма уступки
требования), а не ст. 574 ГК РФ (форма договора дарения). При передаче прав
требования ст. 576 ГК РФ предписывает руководствоваться также ст.ст. 382-382 и
388 ГК РФ, которые регулируют вопросы заключения и исполнения договора цессии:
возможность уступки права на основании сделки, характер и объем цедируемых прав,
условия уступки. Как указывает М.Г.Масевич, именно в этих статьях "подробно
определены права и обязанности всех заинтересованных лиц". Это означает, что
права требования переходят именно в соответствии с требованиями договора уступки
прав (цессии). Указанное обстоятельство свидетельствует о том, что при
безвозмездной уступке прав законодатель четко отделяет саму сделку, опосредующую
переход права (цессию), и сделку, которая служит основанием для уступки
(дарение).
Следующий аргумент, который выдвигает М.И. Брагинский в пользу каузальности
цессии, заключается в том, что действующее российское законодательство не
позволяет индивидуализировать договор цессии. Согласно его точке зрения, при
конструкции особого "договора цессии" создается определенный правовой вакуум,
восполнение которого должно производиться за счет использования норм о
купле-продаже, дарении и т.д., которые регулируют сроки и порядок исполнения
обязанностей сторон, ответственность за нарушение обязательств по договору и
иные существенные для договора цессии условия.
Между тем, индивидуализация каждого конкретного договора и определение его
места в системе гражданско-правовых договоров производится путем анализа тех
условий, которые для данного конкретного договора являются существенными. Статья
382 ГК РФ допускает уступку прав на основании сделки, однако при этом не
предусматривает, какие условия для этой сделки должны расцениваться как
существенные. В этой связи, как совершенно справедливо указывает В.А. Белов, для
договора уступки права "единственным существенным условием (с точки зрения
закона) является условие о его предмете". Это означает, что для заключения
договора цессии достаточно определить должным образом его предмет (уступаемое
право требования). Если же цедент и цессионарий захотят установить в договоре
цессии дополнительные обязательства и, в частности, в договоре цессии указать
основание уступки (например, получение денежных средств в обмен на передаваемое
право), то они могут воспользоваться соответствующими положениями ГК РФ. Однако
при этом положения ГК РФ, регулирующие правоотношения, связанные с отчуждением
имущества, будут применяться к передаче прав требования лишь субсидиарно по
отношению к общим положениям ГК РФ о цессии. Поэтому, как справедливо указывает
А.В.Вошатко, для установления юридической связи цедента с цессионарием нет
необходимости в привлечении норм о купле-продаже, мене, дарении. "Этими нормами
определяется лишь хозяйственная цель, которую желают достичь цедент и
цессионарий". Таким образом, нет оснований говорить о том, что конструкция
договора цессии не находит отражения в законе и поэтому нуждается в восполнении
нормами, регулирующими возмездное или безвозмездное отчуждение имущества.
Последний аргумент, который использует М.И. Брагинский, сводится к тому, что
если квалифицировать договор цессии как самостоятельный договор, то это дает
возможность обойти запрет безвозмездной передачи прав, в частности, между
коммерческими организациями.
Действительно, в соответствии со ст. 575 ГК РФ запрещается дарение в
отношениях между коммерческими организациями. Однако абстрактность договора
цессии отнюдь не будет являться способом "обойти" указанный запрет. Цессия может
быть совершена на любом основании, в том числе, передача права может иметь своим
основанием дарение этого права третьему лицу. В случае совершения цессии между
коммерческими организациями такое основание, как безвозмездная передача права,
будет противоречить ст. 575 ГК РФ. В такой ситуации не сама сделка цессии, но ее
основание будет порочным. Выше уже упоминалось, что заключение абстрактной
сделки не лишает заинтересованных лиц права доказывать недействительность той
каузальной сделки (causa obligationis), которая лежит в ее основе. Как отмечает
Е.А.Крашенинников, в случае недействительности каузальной сделки, лежащей в
основании уступки требования, цеденту предоставляется право в судебном порядке
требовать обратного перевода на себя уступленного требования. Здесь нельзя не
отметить, что на практике использование возможности признания недействительным
основания цессии может вызвать закономерный вопрос о том, вправе ли должник
обратиться с таким требованием. Представляется, что ответ на этот вопрос должен
быть отрицательным. Основание цессии для должника абсолютно безразлично.
Действительность сделки, предусматривающей основание уступки, или достижение
оговоренных этой сделкой целей для должника не имеет никакого значения и никак
не влияет на обязательство должника осуществить исполнение новому кредитору.
К.Цвайгерт и Х.Кетц указывают, что должник вправе ссылаться на
недействительность уступки только при условии, если приводимые им доказательства
свидетельствуют о недействительности непосредственно уступки. Другие возражения
должника, призванные подтвердить ничтожность сделки, лежащей в основании цессии,
"мало ему помогут, равно как и попытка доказать, что хотя цессионарий обладает
правом требования к нему, но оно не может быть ему (в данный момент) быть
предъявлено из-за договоренности, достигнутой в результате основной сделки" .
Таким образом, если в силу нарушения требований ст. 575 ГК РФ основание
цессии будет признано незаконным, то это обстоятельство должно привести к
восстановлению прежнего положения сторон (т.е. возврату уступленного права
цеденту). В рассматриваемом случае проблема заключается в том, что, как
совершенно обоснованно отмечает Е.А.Крашенинников, законодатель прямо не
указывает, в каком порядке должно производиться восстановление цедента в его
правах.
Следует также остановиться на праве цедента и цессионария не указывать в
договоре цессии основания, на котором производится уступка. На практике
умолчание об основании цессии достаточно часто квалифицируется как признак ее
безвозмездности. Между тем, отсутствие в договоре цессии указания на встречное
исполнение цессионария не означает безвозмездности цессии. Согласно п. 2 ст. 423
ГК РФ любой договор предполагается возмездным, если из закона, иных правовых
актов, содержания или существа договора не следует иное. В этой связи, как
справедливо отмечает В.В.Витрянский, уступка требования может быть признана
безвозмездной, только если в тексте договора уступки "положительно решен вопрос
о безвозмездности передачи дара либо когда заинтересованным лицом будет доказано
отсутствие какой-либо причинной обусловленности безвозмездной уступки права".
Необходимо также проанализировать и аргументы, выдвигаемые в пользу
каузальности договора цессии другими авторами. М.В.Кротов, например, признает
самостоятельность цессии и необходимость отграничения цессии от купли-продажи
или дарения права. Вместе с тем, данный автор указывает на то, что цессия не
может носить абстрактный характер, так как "цессия преследует цель перемены
кредитора в обязательстве, отсутствие такой цели делает цессию недействительной
сделкой". Такая позиция не может быть признана обоснованной. Отношения сторон по
договору цессии складываются по поводу конкретного объекта – права требования.
Поэтому основание цессии должно быть направлено именно на действия с правом –
например, передать право в счет погашения существующей задолженности. Цель
договора всегда носит материальный характер. Вступая, в частности, в
правоотношения по передаче права требования, стороны преследуют цель получения
определенного материального эквивалента (получение денежных средств, погашение
долга). Даже безвозмездная передача права требования имеет материальный характер
– утрата цедентом определенного имущества (обязательственного права). Таким
образом, перемена кредитора в обязательстве есть правовой результат цессии, но
не ее основание (causa).
О. Ломидзе считает вообще некорректным противопоставление абстрактного
соглашения об уступке права требования и договора, определяющего встречное
предоставление. Свою позицию он объясняет тем, что включение в договор
соглашения о встречном предоставлении не меняет его юридической сущности как
соглашения об уступке права требования. В этой связи, по мнению О.Ломидзе, у
цедента и цессионария есть выбор: "ограничиться только лишь теми условиями,
которые необходимы для уступки права, не касаясь вопроса о том, что лежит в
основе уступки (иначе говоря, представить сделку абстрактной), либо показать,
имеет ли место встречное предоставление, и если имеет, то какое. При втором
варианте сделка, даже обозначенная, например, просто как "соглашение о цессии -
уступке права требования", на поверку может представлять собой договор
купли-продажи, дарения и т.д. То есть совокупность согласованных сторонами
условий, необходимых в соответствии с законом для цессии и / или перевода долга,
может как существовать автономно, так и вплетаться в структуру определенного
гражданско-правового договора".
Такой подход представляется достаточно спорным. Во-первых, если говорить о
том, что сделка по уступке права может существовать "автономно", то следует
прийти к выводу о том, что возможно заключение договора цессии вообще без
каких-либо оснований. Между тем, выше уже говорилось о том, что любая сделка
всегда имеет вполне определенное основание, и сделка цессии не исключение.
Особенность сделок по уступке прав состоит в том, что "цессия всегда остается
цессией, вне зависимости от того, почему она совершена … . Будет ли в соглашении
о цессии указано, что за основание его породило, не будет ли – неважно. Важно
лишь то, чтобы это основание в действительности существовало, хотя бы и не
указанное в соглашении". В этой связи было бы неправильным говорить о
существовании "автономной" сделки по уступке права.
Во-вторых, если следовать рассуждениям указанного автора, то необходимо
признать, что если в абстрактный договор цессии включается условие о
предоставлении цедентом встречного исполнения, то договор цессии становится
каузальной сделкой. Между тем, законодательство не предусматривает возможности
подобной "трансформации" абстрактных сделок в каузальные. Более того, в тексте
абстрактной сделки может присутствовать упоминание об основаниях ее совершения,
и от этого она не утратит свой абстрактный характер. Особенность абстрактной
сделки заключается не в том, что у нее отсутствует основание, а в том, что
независимо от того, указано или нет это основание в самой сделке, его наличие и
действительность презюмируются. Поэтому если в соглашении об уступке прав
требования указано основание уступки, то это не означает каузального характера
сделки цессии.
Существует и следующий подход к правовой природе цессии – как полагает
И.Алещев, так как глава 24 ГК РФ расположена в разделе "Общая часть
обязательственного права", то это позволяет говорить о том, что "законодатель
рассматривает цессию не как отдельный, самостоятельный вид договора, а как
универсальное средство изменения обязательств". Эта позиция также нуждается в
рассмотрении и анализе. Если рассматривать цессию не как сделку, а как "средство
изменения обязательств", то следует признать, что цессия носит характер акта
перехода права новому кредитору (акта, посредством которого изменяется
субъективный состав обязательства). В соответствии с п. 1 ст. 382 ГК РФ право
(требование), принадлежащее кредитору на основании обязательства, может быть
передано им другому лицу по сделке. Соответственно, действие, составляющее
сущность передачи права, имеет характер именно сделки. Это подтверждается и тем,
что ГК РФ содержит требования к форме уступки требования, основанной на сделке.
Очевидно, что форма является обязательным атрибутом сделки. Вряд ли законодатель
стал бы предусматривать специальные требования к форме отдельного акта перехода
права, который производится в рамках конкретного договора. Таким образом, цессия
представляет собой именно договор, соглашение сторон о передаче права.
Подводя итог вышеизложенному, можно сделать вывод о том, что цессия является
абстрактной сделкой. В пользу абстрактности сделки цессии высказывается большое
количество правоведов. В частности, Е.А.Крашенинников указывает, что договор
цессии "нельзя смешивать с договором, который обосновывает обязанность совершить
уступку (например, с договором купли-продажи требования – п. 4 ст. 454 ГК РФ).
На практике оба эти договора часто совершаются одновременно и оформляются одним
документом. Однако это обстоятельство ничего не меняет в существе дела: договор
уступки есть самостоятельная абстрактная сделка, не совпадающая с лежащей в ее
основании обязательственной каузальной сделкой". К.Скловский также говорит о
том, что "для должника цессия (относимая к числу абстрактных сделок) имеет силу
независимо от характера отношений между прежним и новым кредитором".
Следует отметить, что к такому же подходу тяготеют и страны романской
правовой системы. Анализируя положения австрийского, германского и швейцарского
законодательства, К. Цвайгерт и Х.Кетц отмечают: "уступка требования в них
рассматривается как "абстрактная" (т.е. независимая от лежащих в ее основе
договоренностей) распорядительная сделка. Если требование цессионарием
покупается, передается ему в качестве дарения, в счет выполнения обязательств
или как гарантия, то в законодательствах стран немецкой правовой семьи проводят
строгое разграничение между договорами купли-продажи или дарения и особыми
обязательственными сделками между цедентом и цессионарием, с одной стороны, и
договором об уступке требования в собственном смысле этого слова - с другой. Оба
вида сделок не просто разграничиваются, а понимаются также как полностью друг от
друга независимые в юридическом смысле".
Вместе с тем, указанные авторы отмечают, что не следует переоценивать
практическое значение уступки требования как абстрактной сделки, так как
практика свидетельствует о том, что "стороны основной сделки стремятся
рассматривать ее и уступку как единую сделку, так что недействительность одной
части таким образом сконструированного целого может повлечь за собой
недействительность всей сделки. … Вряд ли принцип абстрактности сделок с его
искусственным отделением основной сделки от уступки может стать эффективным
инструментом регулирования в области цессионного права".
2. ПРЕДМЕТ ДОГОВОРА ЦЕССИИ
Как уже указывалось выше, условие о предмете является единственным
существенным условием договора цессии. В случае, если это условие в договоре
отсутствует или недостаточно определено, договор цессии не может быть признан
заключенным. Поэтому вопрос о предмете договора цессии очень важен.
В соответствии со ст. 382 ГК РФ предметом сделки цессии является право
требования, принадлежащее кредитору на основании обязательства. Как следует из
ст. 307 ГК РФ, в силу обязательства одно лицо (должник) обязано совершить в
пользу другого лица (кредитора) определенное действие, как то: передать
имущество, выполнить работу, уплатить деньги и т.п.— либо воздержаться от
определенного действия, а кредитор имеет право требовать от должника исполнения
его обязанности. Таким образом, обязательство можно обозначить как
правоотношение, в котором одному лицу (кредитору) принадлежит право на действие
другого лица (должника) или право требовать от должника воздержания от
совершения определенного действия. Право, о котором идет речь, возникает из
обязательства и принадлежит определенному субъекту (кредитору) и, следовательно,
является субъективным обязательственным правом. Согласно О.С.Иоффе, "в
обязательственных правоотношениях субъективное право именуется правом
требования". В соответствии со ст. 128 ГК РФ объектами гражданских прав
выступают только имущественные права. Это означает, что обязательственные права,
которые не имеют имущественного характера, не могут быть предметом цессии.
Таким образом, предметом договора цессии является субъективное
обязательственное право (право требования), которое имеет имущественный
характер. Соответственно, положения законодательства об уступке прав требования
не распространяются на передачу прав, которые не являются субъективными
обязательственными правами. К таким правам относятся, в частности, все виды
вещных прав, преимущественные права покупки доли в праве общей собственности. Не
следует относить к правам, которые могут передаваться в порядке цессии,
исключительные права на товарные знаки и результаты интеллектуальной
деятельности. Понятия "уступка товарного знака" и "договор об уступке патента",
предусмотренные ст. 25 Закона РФ "О товарных знаках, знаках обслуживания и
наименованиях мест происхождения товаров" № 3520-1 от 23.09.1992 и ст. 10
"Патентного закона" Российской Федерации № 3517-1 от 23.09.1992, являются
самостоятельными правовыми институтами и не подпадают под регулирование
положений ГК РФ об уступке прав требования.
Если же мы говорим об обязательственных правах, то следует признать, что
предметом уступки может быть любое обязательственное право, независимо от того,
носит ли оно договорной или внедоговорной характер. Еще Г.Ф.Шершеневич указывал,
что "к изменению верителя способны вообще все обязательства". Это высказывание
не утратило актуальности. Основная масса уступаемых прав возникает из
гражданско-правовых договоров, однако могут быть предметом уступки и права из
внедоговорных отношений, например, права из гражданских правонарушений (в
частности, право на возмещение убытков или на уплату неустойки) или
неосновательного обогащения.
Запрет на уступку конкретного обязательства права может быть установлен
законом. Так, например, нельзя передать требования из именного чека (п.2 ст. 880
ГК РФ). Не могут быть уступлены права аренды (ст. 615 ГК РФ). Указанные права
могут передаваться только в форме перенайма, внесения в качестве вклада в
уставный капитал хозяйственного общества/товарищества или в качестве паевого
взноса в производственный кооператив. Из числа требований, которые могут быть
предметом уступки, исключаются требования, неразрывно связанные с личностью
кредитора. К таким требованиям относятся, в частности, требования об алиментах и
о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью (ст. 383 ГК РФ), требование
о компенсации морального вреда (ст. 151 ГК РФ). Согласно п. 4 ст. 250 ГК РФ не
допускается уступка преимущественного права покупки доли в праве общей
собственности. Не может быть уступлено принадлежащее бенефициару право
требования по банковской гарантии к гаранту, если в самой гарантии не
предусмотрено иное (ст. 372 ГК РФ).
Недопустимость уступки требования может быть следствием соглашения между
кредитором и должником. Такое соглашение может быть включено непосредственно в
текст договора, из которого возникает право требования, или же может быть
оформлено в виде отдельного документа. Здесь необходимо отметить, что в
некоторых случаях законодательство прямо указывает на недопустимость
установления в договоре запрета цессии прав. Это, в частности, касается уступки
прав требования финансовому агенту (п.1 ст. 828 ГК РФ) и уступки комитенту прав,
вытекающих из сделки между комиссионером и третьим лицом, в случае неисполнения
последним своих обязательств (п. 3 ст. 993 ГК РФ).
Если ни одно из указанных оснований для запрета цессии не имеет места, то
следует признать, что обязательственное право может быть уступлено. Интересно,
что римское право не допускало также передачу обязательства лицу "более
влиятельному (potentior) сравнительно с первоначальным кредитором". Это было
обусловлено тем, что римское право повсеместно признавало, что вследствие
уступки прав требования положение должника не должно ухудшаться, а против
требований такого лица должнику было бы труднее защищаться, чем от
первоначального кредитора. На это же указывал и Г.Дернбург, который писал: "под
страхом потери самого требования, еще по обще-германскому праву, запрещена была
цессия potentioribus, т.е. лицам, занимающим такое высокое общественное
положение, что должник едва ли может отважиться на продолжение процесса против
них". Между тем, в современном законодательстве необходимость во введении такой
нормы отсутствует. В основном это обусловлено тем, что в отношениях,
регулируемых гражданским законодательством, презюмируется равенство участников
(ст. 2 ГК РФ). Поэтому не представляется возможным юридически установить наличие
у одного из участников гражданских правоотношений каких-либо личных преимуществ,
которые давали бы ему большую свободу, чем остальным участникам.
В современной юридической литературе достаточно активно дискутируется вопрос
о возможности уступки так называемых "будущих" прав. Применительно к вопросу
необходимо разграничивать две ситуации – первая, когда право уже существует, но
срок его реализации (осуществления) возникнет в будущем, и вторая, когда право
на момент уступки еще не существует и возникнет только в будущем.
Применительно к первой ситуации нет оснований не признать возможной уступку
права, которое на момент его уступки уже существует, но срок реализации которого
возникнет в будущем. Такая ситуация достаточно часто имеет место на практике –
ведь момент возникновения права не всегда совпадает с моментом его
осуществления. Для цессионария существенное значение имеет сам факт
существования права и возможность его индивидуализации в договоре цессии. То
обстоятельство, что на момент уступки права срок его исполнения еще не наступил,
не ущемляет интересов цессионария — он получит исполнение обязательства в тот же
срок, в который его получил бы первоначальный кредитор. Например, законной
следует считать уступку прав требования возврата кредита по кредитному договору
и в том случае, если на момент уступки срок возврата кредита еще не наступил. В
данной ситуации новый кредитор будет в том же положении, что и предыдущий, т.е.
к нему перейдет право требования возврата кредита после наступления
предусмотренного кредитным договором срока исполнения обязательства по возврату
кредита.
Следует отметить, что возможность такой уступки была проанализирована М.И.
Брагинским, который квалифицировал данное право как "несозревшее". Согласно его
выводам, несозревшее право действительно можно
передать, и тот, кто его получит, будет обладать
правом в том же объеме, в каком его имел прежний
носитель. Похожая позиция была в свое время высказана И.Б.Новицким, который
писал: "право требования, поставленное в зависимость от срока, условия и вообще
неокончательно выяснившееся, передать возможно; положение нового субъекта права
в этих случаях будет такое же неопределенное, как было и у первоначального
кредитора; право нового кредитора получит полную определенность только тогда,
когда вопрос об условии и прочем разрешится".
Более сложным является вопрос о возможности передачи прав, которые на момент
их уступки еще не существуют и возникнут в будущем. По мнению М.И.Брагинского,
такие права нельзя передать другому лицу, поскольку в соответствии со ст. 384 ГК
РФ объем передаваемых прав определяется на момент передачи. В.Ф. Яковлев также
отмечает, что можно передать только то право, "которое является правом наличным,
безусловным, не связанным с исполнением каких-либо обязанностей передающим это
право лицом". Этой же позиции придерживается и В.А.Белов, который указывает, что
при отсутствии требования отсутствует и обязательственное правоотношение, а
значит отсутствуют должник и кредитор, "отсутствие же кредитора (потенциального
цедента) делает просто невозможным заключение договора цессии, ибо нет
правоотношения, в котором могла бы произойти замена кредитора, и нет кредитора,
который мог бы быть заменен".
Противоположная точка зрения была высказана Е.Крашенинниковым, который
говорит: "допустима уступка будущего требования, то есть требования, которое еще
не существует при заключении договора уступки (например, требования об уплате
покупной цены из будущей купли-продажи определенной вещи). Но такая уступка
проявляет свое действие только в момент возникновения требования у цедента …
уступленное будущее требование возникает в лице цедента с тем, чтобы после
"юридической" или "логической" секунды автоматически перейти к цессионарию".
Интересно, что еще Н.Вавин отмечал: "не встречает возражений и возможность
цессии будущих требований, т.е. таких, которые в будущем могут впервые
возникнуть для цедента. Однако свою силу цессия в этом случае получает лишь с
того момента, когда они впервые возникнут для лица, их уступившего". О том, что
цессия возможна "как при требованиях, срок по которым наступил, так и при
требованиях с ненаступившим сроком, … при обязательствах условных и будущих",
писал также Г.Дернбург.
Последняя точка зрения представляется наиболее обоснованной - право, которое
возникнет в будущем, может выступать предметом уступки. Действительно, если
законодатель прямо допускает заключение договора купли-продажи товаров, которые
появятся в собственности покупателя только в будущем (ст.455 ГК РФ), то почему
должна отрицаться возможность передачи цессионарию права, которое в будущем
возникнет у цедента? Глава 24 ГК РФ, регулирующая уступку прав требования, не
содержит нормы, которая бы прямо предусматривала возможность уступки прав,
которые возникнут у кредитора в будущем. Однако в главе, касающейся факторинга
(финансирования под уступку денежного требования), законодатель прямо
предусмотрел, что предметом уступки, под которую предоставляется финансирование,
может быть право на получение денежных средств, которое возникнет в будущем (ст.
826 ГК РФ). Указанная норма позволяет говорить о принципиальной допустимости
уступки будущих прав в российском законодательстве. Цедент может принять на себя
обязательство передать цессионарию право, которое возникнет у него в будущем.
Такое право перейдет цессионарию в момент его возникновения у цедента.
Представляется, что в случае, когда уступается требование, которое возникнет в
будущем, существенными являются два момента. Во-первых, в момент возникновения
право должно принадлежать цеденту (т.е. возникнуть именно у цедента). Это
объясняется тем, что нельзя передать право, которое не принадлежит кредитору.
Во-вторых, это требование должно таким образом определяться в договоре цессии,
чтобы в момент его возникновения оно могло быть безусловно идентифицировано.
Так, обязательно должно быть указано основание возникновения требования, условия
его возникновения, характер права, личность должника.
3. УСТУПКА ПРАВ ИЗ МНОГОСТОРОННИХ СДЕЛОК (ДОГОВОРОВ)
Чаще всего уступаются права требования из гражданско-правовых договоров. В
этой связи на практике возник вопрос о том, может ли быть уступлено право из
двустороннего договора, где у каждой из сторон есть как права, так и
корреспондирующие им обязанности. Интересно отметить, что еще И.Н.Трепицын
указывал на недопустимость только цессии прав из двусторонних обязательств, где
каждый контрагент является одновременно и кредитором, и должником. "Уступая свое
право требования, - писал И.Н.Трепицын, - кредитор должен был бы в силу основных
свойств синаллагматических обязательств уступить и свою обязанность, а это уже
выходит за пределы цессии …. Поэтому мы должны сказать, что поскольку невозможно
выделение одной активной стороны из синаллагматического обязательства, постольку
невозможна и одна цессия в этого рода обязательствах". Противоположного мнения
придерживался К.Анненков, который писал: "возможно считать допустимой цессию
обязательственного права, вытекающего и из двустороннего обязательства особо без
передачи обязательства в целом, как, например, права на получение причитающихся
за пользование имуществом денег по договору его найма".
В современной юридической литературе возможность уступки права из
двусторонне-обязывающего договора вызывает множество вопросов. Не исключено, что
основанием для правовых дискуссий послужила сложившаяся судебно-арбитражная
практика. Основной аргумент, которым руководствуются на сегодняшний день
судебные органы, сводится к тому, что уступка прав требования влечет переход на
нового кредитора всего объема прав и обязанностей первоначального кредитора.
Иными словами, уступка прав требования должна повлечь замену стороны (кредитора)
в договоре. Следовательно, кредитор не может уступить только принадлежащее ему
на основании договора право требования исполнения должником его обязательства,
без перевода на нового кредитора своих обязанностей, вытекающих из этого
договора. До последнего времени особенно наглядно данный подход просматривался в
случаях уступки прав по длящимся договорам, например, договорам поставки
топливно-энергетических ресурсов. Так, в частности, в своем Постановлении от
17.11.1998 № 4735/98 Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ указал на
незаконность уступки прав требования по договору энергоснабжения в ситуации,
когда состав лиц в основном обязательстве остался неизменным, а было уступлено
только право на получение задолженности за поставленную электроэнергию.
Есть основания говорить о том, что позиция ВАС РФ может измениться. Так, в
своем Постановлении от 09.10.2001 № 4215/00 ВАС РФ указал, что уступка
требования, возникшего в рамках длящегося договорного обязательства, возможна
при условии, если уступаемое требование является бесспорным, возникло до его
уступки и не обусловлено встречным исполнением. Соответственно, кредитор в
длящемся обязательстве (например, газоснабжающее предприятие), поставив должнику
газ на конкретную сумму, вправе, не выходя из договора газоснабжения, уступить
денежное требование третьему лицу с соблюдением условий, установленных статьей
388 ГК РФ. Однако такое разъяснение касается только так называемых "длящихся
договоров". В отношении остальных видов договоров, которые не носят длящийся
характер, но наделяют каждую из сторон одновременно и правами, и обязанностями,
позиция Высшего Арбитражного Суда РФ и нижестоящих судов остается прежней.
Необходимо отметить, что аналогичной точки зрения придерживается не только
судебная практика, но и многие правоведы. Такая позиция была в свое время
поддержана И.Б.Новицким, который писал: "если передается право требования по
двустороннему договору, то в силу природы такого договора уступка права должна
сопровождаться и передачей на новое лицо той обязанности (встречной), которая
лежала на первоначальном кредиторе". Из современных авторов необходимо отметить
М.И. Брагинского, по мнению которого замена кредитора при цессии, выражающаяся в
переходе прав, происходит безусловно и окончательно. Аналогичное мнение
высказывается А.Габовым.
О.Ломидзе также придерживается мнения о том, что не допускается передача
кредитором принадлежащих ему прав без перевода на цессионария соответствующих
обязанностей. В поддержку своего мнения он приводит следующие аргументы:
а) реализация стороной договора принадлежащего ей на основании данного
договора субъективного обязательственного права неразрывно связана с исполнением
возложенной на нее данным же договором обязанности и с каждым правомочием,
входящим в состав обязательственного права, могут быть сопряжены определенные
обстоятельства, значимые для взаимодействия кредитора и должника. От факта
исполнения (неисполнения) должником соответствующей праву требования кредитора
обязанности зависит возникновение (активизация) у кредитора и / или у должника
иных правомочий, иных обязанностей.
б) вся совокупность встречных прав и обязанностей сторон (например, продавца и
покупателя, арендатора и арендодателя) должна рассматриваться как одно правовое
отношение. Отдельные права сторон обязательства входят в состав субъективного
права, отличающегося сложным строением. При перемене лиц в обязательстве
изменяется его субъектный состав, системные же связи между правомочиями и
обязанностями сохраняются. К цессионарию "переходит не отдельное правомочие
выбывающего лица, а вся совокупность его правомочий. В случае, если выбывающее
из обязательства лицо не только обладало правами, но и несло обязанности, на
вновь заступающее лицо должны быть также переведены обязанности (долги)
выбывающего".
Между тем, есть основания говорить о том, что уступка только прав требования
по договору, без перевода на цессионария обязательств цедента, не противоречит
положениям действующего гражданского законодательства.
Во-первых, анализ позиции судебных органов свидетельствует о том, что ими
фактически осуществляется отождествление понятий "договор" и "обязательство".
Однако понятие обязательства гораздо шире понятия договора. Договор по своей
правовой природе является только одним из оснований возникновения обязательства.
Из одного договора может возникнуть как одно, так и несколько обязательств. При
этом второй случай гораздо более часто встречается на практике. Например, у
продавца по договору купли-продажи возникает не только обязательство передать
товар надлежащего качества и ассортимента, но обязательство по передаче
покупателю всех относящихся к товару документов (ст. 456 ГК РФ). У комиссионера
возникает обязательство совершить от своего имени, но за счет комитента одну или
несколько сделок, а также обязательство передать комитенту вещи, приобретенные
им за счет денежных средств последнего. Обязательства также могут возникать и из
внедоговорных отношений, например, из неосновательного обогащения или причинения
вреда.
Положения главы 24 ГК РФ регулируют "перемену лиц в обязательстве". Перемена
лиц в конкретном обязательстве не означает перемену лиц во всей совокупности
прав и обязанностей, возникающих из одного договора. А.Л. Новоселов, анализируя
сложившуюся судебную практику, совершенно обоснованно указывает, что "глава 24
ГК РФ посвящена перемене лиц в обязательстве, а не в договоре, и именно с этих
позиций следует рассматривать нормы закона об уступке требования по сделке".
Представляется, что так как ГК РФ дает возможность осуществить перемену лиц в
обязательстве, то, заключая договор цессии, цедент вправе уступить цессионарию
только принадлежащее ему конкретное право, а не перевести на цессионария все
права и обязанности, предоставленные ему договором.
Нет оснований говорить и о том, что если праву, возникающему из договора,
корреспондируют определенные обязанности, то право не может быть "отделено" от
этих обязанностей (как упоминалось выше, именно такой подход положен в основание
позиции О.Ломидзе). Еще П.П.Цитович отмечал: "обязательство может быть извлечено
из своего договора, отрешено от него, установлено отдельно. Как требование, оно
оторвано от обязанности; кредитор по нему только кредитор, но без всякой
обязанности; как обязанность, оно оторвано от права требовать; должник по нему –
только должник, но без всякого требования. … Вне договорных отношений долг, как
требование кредитора, есть его движимое имущество; оно развязано из договора,
подлежит свободному распоряжению кредитора". Эта позиция представляется
актуальной и на сегодняшний день. В соответствии со ст. 307 ГК РФ одно лицо
(должник) обязуется совершить в пользу другого лица определенное действие или
воздержаться от определенного действия, а кредитор имеет право требовать
исполнения должником его обязанности. Таким образом, в любом договоре, где
каждая из сторон является одновременно и кредитором и должником, можно выделить
несколько отдельных самостоятельных обязательств. Это убедительно показывает
М.И.Брагинский на примере договора купли-продажи, в котором он выделяет, в
частности, обязательство передать вещь (товары), в котором покупатель –
кредитор, а продавец – должник, и обязательство принять вещь (товары) и уплатить
ее цену, где кредитором выступает продавец, а покупатель является должником. В
длящихся договорах также могут быть выделены отдельные обязательства. Так, в
соответствии со ст. 746 ГК РФ в договоре строительного подряда может быть
предусмотрена обязанность заказчика ежемесячно оплачивать выполненные
подрядчиком работы на основании актов сдачи-приемки работ. После подписания
каждого акта сдачи-приемки у заказчика будет возникать отдельное обязательство
по оплате зафиксированных этим актом работ, это обязательство будет независимо
от обязательств по оплате работ по другим актам, подписанных в рамках данного
договора.
Таким образом, практически в любом договоре можно выделить отдельные
обязательства. Каждое из этих обязательств относительно самостоятельно – оно
обладает своим содержанием, имеет собственный субъективный состав и собственный
объект. Для того чтобы сохранить системные связи между правомочиями и
обязанностями сторон (согласно использованной О.Ломидзе терминологии),
необходимо оставить в прежнем виде предмет всех предусмотренных договором
обязательств. Изменение субъектного состава одного конкретного обязательства не
нарушит ни содержание этого обязательства, ни общую структуру договора. Это
означает, что право требования кредитора по конкретному обязательству может быть
выделено из договора, отделено от остальных обязательств, предусмотренных этим
договором, и передано третьему лицу. Еще Б.Б. Черепахин писал: "возможна уступка
требования, касающаяся отдельного требования в длящемся двухстороннем
правоотношении. В этом случае не происходит замены субъекта всего
правоотношения, но отдельное требование из целой цепи таких требований
выделяется и передается стороной в данном обязательстве другому лицу. Так,
например, наймодатель может уступить другому лицу требование о внесении
отдельного (отдельных) платежа (платежей), наемной платы".
Во-вторых, законодателем не установлено, что уступка прав по обязательству,
возникающему из договора, должна обязательно повлечь замену стороны в этом
договоре. Такой подход опровергается и тем, что действующее законодательство не
содержит запрета на дальнейшее участие кредитора в договоре после уступки
принадлежащих ему прав требования. Более того, в некоторых обязательствах
сохранение за прежним кредитором отдельных обязанностей фактически является
гарантией интересов должника. Например, продавец, уступая права требования по
договору купли-продажи, тем не менее должен оставаться ответственным за
качество, количество и комплектность проданного товара. Подрядчик, уступивший
право на получение оплаты за проделанные работы, несет обязанности по устранению
недостатков, выявленных в период гарантийной эксплуатации. Передача этих
обязанностей третьему лицу может существенно нарушить интересы должника.
В-третьих, кредитор вправе самостоятельно выбрать, хочет ли он уступить
третьему лицу конкретное принадлежащее ему по договору право (требования) или же
заменить себя, как сторону договора, на другое лицо. В первом случае будет иметь
место цессия требования, во втором случае – замена стороны в договоре. Говоря о
том, что цессия требований может иметь место только в случаях замены стороны
договоре, необходимо принимать во внимание следующее. Глава 24 ГК РФ
предусматривает, что перемена лиц в обязательстве может иметь место как в виде
уступки права требования, так и в виде перевода долга. Если исходить из того,
что перемена лиц в обязательстве, возникающем из договора, означает замену
стороны в договоре, то следует сделать вывод о том, что в такой ситуации два
разных правовых института – уступка права требования и перевод долга – могут
применяться только вместе. Именно такой вариант был предложен Е.А.Флейшиц,
которая указывала, что уступка требования из договора, где кредитор является
одновременно и должником, подчиняется особым правилам, "передать требование из
такого договора, не совершив одновременно перевод долга, невозможно". В этом
случае уступка прав требования без перевода на нового кредитора обязательств
первоначального кредитора будет возможна только при условии, что первоначальным
кредитором в полном объеме осуществлены все его обязательства по договору. Такой
подход был продемонстрирован Президиумом ВАС РФ в Постановлении № 6925/98, в
котором ВАС РФ указал: "предметом уступки может служить право требования
кредитора в обязательстве при отсутствии у него каких-либо обязанностей перед
другой стороной в данном обязательстве".
Однако такая позиция противоречит положениям ГК РФ об уступке прав
требования. Если следовать указанной логике, то необходимо согласиться с
К.И.Скловским, который пишет о том, что в такой ситуации цессия будет уместна
"лишь для простейших случаев хозяйственных связей, состоящих из одного
требования и одной обязанности и не имеющих длящегося характера, но в этих
элементарных случаях нужда в цессии как раз и не возникает".
Гражданское законодательство предусматривает два отдельных механизма перемены
лиц в обязательстве — уступку требования и перевод долга. Безусловно, это
правовые институты могут использоваться как по отдельности, так и вместе. Вместе
с тем, законодательство не предусматривает условия о том, что при цессии прав из
договора уступка требования должна сопровождаться переводом долга, и наоборот.
Кроме того, если для уступки прав требования достаточно соглашения между
цедентом и цессионарием (согласие должника не требуется), то перевод долга может
быть осуществлен только с согласия кредитора. Это означает, что для замены
стороны в договоре необходимо согласие другой стороны - ведь если на новое лицо
переводятся и права и обязанности первоначального кредитора по договору, то и
вторая сторона в договоре является не только должником, но и кредитором. В такой
ситуации участники гражданско-правовых договоров существенно ограничиваются в
возможности уступить принадлежащие им права требования, так как их контрагенты
могут не дать согласия на такую уступку. В этом случае также фактически теряет
смысл право сторон предусмотреть в заключаемом ими договоре запрет на уступку
возникающих из него прав, ведь в любом случае для такой уступки необходимо будет
получение согласия другой стороны договора.
На основании всего вышеизложенного следует сделать вывод о том, что кредитор
вправе уступить как конкретное принадлежащее ему требование из договора (в том
числе длящегося), так и с согласия другой стороны в договоре передать все свои
права и обязанности, возникающие из этого договора. Только во втором случае
фактически произойдет замена стороны в договоре, т.е. будут одновременно
осуществлены уступка права требования и перевод долга по договору.
Многие современные правоведы также отмечают, что следует разграничивать
случаи замены стороны в договоре, когда одновременно происходит и уступка
требований, и перевод долга, и случаи, когда имеет место только уступка прав
требования. В.В.Витрянский отмечает, что поддерживаемая в настоящее время
судебными инстанциями позиция о недопустимости частичной уступки прав требования
не отвечает современным требованиям имущественного оборота. Он указывает: "… в
отношении цессии действуют специальные правила, имеющие приоритет над общими
положениями, в которых речь идет об уступке требования, что необязательно должно
означать полную замену кредитора в обязательстве". О. Свириденко также считает,
что перемена лиц в обязательстве неравнозначна перемене лиц в договоре, так как
"участники обязательства либо принадлежат к нему изначально, либо вступают в
него впоследствии … при этом вступление в обязательство в качестве кредитора с
правом требования не означает приобретения новым кредитором всех прав и
обязанностей в договоре, на котором основана уступка права (требования)".
Л.Чеговадзе указывает: "гражданское право предусматривает перемену лица в
обязательстве как замену стороны в договоре, но в то же время предоставляет
возможность уступки права требования как отдельного правомочия субъективного
права, принадлежащего кредитору. Доказательством служит, в частности, то, что в
главе 24 ГК РФ предусмотрены два правовых механизма: один на случай уступки
права требования, другой – при переводе долга. Следовательно, они могут быть
использованы и одновременно … и отдельно, когда, например, передается лишь право
требования оплаты части выполненных и принятых заказчиком работ". В.А.Белов
также разграничивает случаи уступки части принадлежащих кредитору требований и
случаи перемены стороны в договоре, которая охватывает собой как уступку всех
требований, принадлежащих стороне по договору, так и перевод на нового кредитора
всех долгов по договору.
4. ОБЪЕМ УСТУПАЕМЫХ ПРАВ
Отдельного и детального рассмотрения заслуживает вопрос об объеме уступаемых
прав. Предмет многих гражданско-правовых обязательств является делимым. Еще
римское право знало деление обязательств на делимые и неделимые в зависимости от
того, может ли предмет обязательства быть разделен без ущерба для его ценности.
К первым римские юристы безоговорочно относили денежные обязательства, в
качестве примера вторых И.С.Розенталь указывает обязательство построить дом.
Правовое значение такого деления в римском праве заключалось в том, что если
обязательство признавалось неделимым, то при участии на стороне должника или
кредитора нескольких лиц эти должники/кредиторы признавались солидарными, в
аналогичной ситуации в делимых обязательствах каждый из кредиторов вправе был
требовать причитающееся ему исполнения, а каждый из должников – исполнить свою
часть обязанности.
Современное законодательство также позволяет говорить о существовании как
обязательств, предмет которых является неделимым, так и обязательств, предмет
которых может быть разделен. В частности, обязательство уплатить денежную сумму
может быть разделено на несколько обязательств по уплате денежных средств,
только в меньших размерах. Между тем, если предмет обязательства может быть
разделен, то ничто не препятствует уступке части обязательства, например,
уступке права требования выплаты части долга. Еще К.Анненков писал о том, что
цедентом часть права "может быть удержана за собой или же передана другому лицу,
если, разумеется, только цедируемое им право представляется по объекту делимым".
Однако такая точка зрения зачастую не поддерживается сложившейся в настоящее
время судебной практикой. Например, Л.А.Новоселова указывает на то, что
неоднократно признавалась недопустимой уступка кредитором по денежному
обязательству своих прав в отношении должника, когда третьему лицу уступалось
право на получение части денежного долга. Эта позиция находит поддержку и в
юридической литературе. В частности, М.В.Кротов отмечает: "уступка права
требования влечет только одно изменение обязательства: замену кредитора. Само
обязательство при этом не может трансформироваться в несколько самостоятельных
обязательств, независимо от того, является оно простым или сложным. Цессионарий
вступает в уже существующее обязательственное отношение. Если допустить
возможность частичной уступки права требования, то результатом цессии явится не
только замена кредитора, но и прекращение первоначального обязательства путем
новации его в несколько новых обязательственных отношений. Но таких последствий
для цессии закон не предусматривает. Следовательно, передача части прав,
принадлежащих кредитору на основании обязательства, недопустима" .
Такой подход представляется необоснованным. Как указывал Г.Ф.Шершеневич,
"действие, составляющее содержание обязательства, может быть признано делимым,
когда оно может быть выполнено по частям, когда оно допускает разделение его без
нарушения сущности, так что каждая часть действия имеет то же содержание, как и
целое, и отличается от последнего только количественно". К.Анненков писал о том,
что особенность делимых обязательств заключается именно в том, что они могут
быть исполнены по частям "без изменения свойства и уменьшения ценности всего
обязательства". Если уступается часть делимого обязательства, то это не
означает, что само обязательство трансформировалось. Существо обязательства при
этом не изменяется - должник был обязан к совершению определенного действия и
эта его обязанность не изменилась. Например, при уступке права требования
возврата части денежного долга общая сумма долга и порядок ее погашения
останутся неизменными, единственным изменением будет появление на стороне
кредитора еще одного лица, но указанное обстоятельство ничего не меняет для
должника. Более того, действующее гражданское законодательство допускает
возможность исполнения обязательства по частям, если это не противоречит
существу обязательства (ст. 311 ГК РФ). Нет никаких законодательных ограничений
для исполнения по частям тех обязательств, предмет которых является делимым. Это
означает, что должник вправе исполнить часть своего обязательства
первоначальному кредитору, а часть – новому. На основании вышеизложенного
следует признать допустимой уступку только части принадлежащего кредитору права
требования (при условии делимости предмета обязательства).
Указанный вывод подтверждается и положениями главы 24 ГК РФ. Во-первых,
согласно ст. 384 ГК РФ право первоначального кредитора переходит к новому
кредитору в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту
перехода права, если иное не предусмотрено законом или договором. Таким образом,
требования ГК РФ к объему передаваемых требований являются диспозитивными и
объем уступаемых прав может быть согласован сторонами, за исключением случаев,
когда объем уступаемых требований ограничен законом. В качестве примера таких
ограничений можно отметить ст. 365 ГК РФ, согласно которой к поручителю,
исполнившему обязательство должника, переходят права кредитора по этому
обязательству только в том объеме, в котором поручитель удовлетворил требование
кредитора. В случае же, когда законом не предусмотрено ограничений объема
уступаемых по договору прав, то, по смыслу ст. 384 ГК РФ, стороны свободны в
определении этого объема.
Во-вторых, в главе 24 ГК РФ законодатель особо выделил случаи передачи прав
на основании соглашения (договора цессии) и на основании решения суда или
закона. В последних двух случаях осуществляется переход прав кредитора в объеме,
установленном законом или решением суда. Так, в соответствии со ст. 965 ГК РФ
страховщику, выплатившему страховое возмещение, переходит право требования к
ответственному лицу в пределах выплаченной суммы. В случае же заключения
договора цессии речь идет о переходе прав по соглашению сторон. При заключении
соглашения об уступке прав требования стороны руководствуются ст. 421 ГК РФ,
которая позволяет им самостоятельно регулировать условия такого соглашения.
Ограничения свободы сторон в определении условий соглашения могут быть
установлены только законом или иными нормативно-правовыми актами. Однако, как
уже говорилось выше, законодателем не предусмотрено ограничений на уступку
только принадлежащих кредитору прав. Таким образом, стороны договора цессии
свободны в определении объема передаваемых прав.
О возможности уступки части обязательства писал Д.И.Мейер, который в своей
работе указал на возможность уступки часть делимого обязательства. В таких
случаях, указывал Д.И.Мейер, цедент выбывает из обязательства только по
отношению к той части, которая передана другому лицу.
В современной юридической литературе также высказываются доводы в поддержку
данного мнения. Так, например, Е.А.Крашенинников указывает, что необходимость в
частичной цессии возникает, например, в случаях, когда уступка совершается в
целях погашения долга, а размер подлежащего уступке требования превышает размер
задолженности цедента перед цессионарием. В.А.Белов отмечает, что в случае
делимости предмета обязательства не существует препятствия для перемены лиц лишь
в части обязательства. По мнению В.А.Белова, частичная перемена лиц в
обязательстве приводит к ситуации, когда количество участников одной или обеих
сторон увеличивается. Однако при этом перемена лиц в части обязательства не
вовлекает нового кредитора в существующее обязательство наряду со старым в
соответствующей части. Перемена лиц в части обязательства создает два новых
обязательства, участником одного из которых являются прежние его участники, а в
другом появляется, по крайней мере, один новый участник. Аналогичные аргументы
выдвигает и Л.А.Новоселова, указывая, что "когда обязательство является делимым
в силу особенностей предмета обязательства (вещи, определяемые родовыми
признаками, денежные суммы), возможна уступка права требования на часть долга,
если иное не вытекает из закона, иных правовых актов или договора, на основании
которого возникли уступаемые права". Об этом пишет и К.И.Скловский: "ни из ст.
382, ни из ст. 824 ГК РФ не вытекает, что передается обязательство целиком.
Напротив, речь идет об уступке отдельных требований, из которых состоит
практически любое обязательство. Нигде не оговорено, что в остальной части
обязательство должно непременно прекратиться или что должны быть переданы все
требования, составляющие обязательство". В.Анохин также указывает, что
действующее законодательство не содержит ограничений частичной уступки прав
требования и в этой связи "представляются вполне ординарными отношения по
уступке права денежных требований нескольким новым кредиторам. В этой ситуации
положение должника не меняется, поскольку его обязательство остается прежним в
суммовом выражении или в натуре. Появляются лишь два или более новых кредитора
вместо одного, каждый из которых вправе требовать исполнения обязательства
только в части принадлежащей ему доли".
Представляется, что в случае частичной уступки права требования затруднения
могут возникнуть только при определении объема уступаемого права. Для того,
чтобы в такой ситуации идентифицировать то требование, которое передается по
договору уступки, необходимо так определить уступаемое право, чтобы не возникало
сомнений относительного того, какое право и в каком объеме передается. В
денежных обязательствах, например, следует точно указывать, право требования
какой суммы уступается. Например, если уступается право требования части суммы
процентов по кредитному договору, то необходимо дополнительно указывать,
проценты за какой период имеются в виду.
Следует отметить, что ряд принятых в последнее время судебных актов позволяет
говорить о том, что судебная практика может измениться. Так, ФАС
Западно-Сибирского округа в своем Постановлении от 25.10.2001 указал, что нормы
параграфа 1 главы 24 ГК РФ "не позволяют сделать вывод о законодательном запрете
передачи части права требования новому кредитору по договору цессии. При
передаче части требования обязательство, по которому уступается часть права
требования, должно быть делимым".
5. ПОСЛЕДСТВИЯ ЗАКЛЮЧЕНИЯ ДОГОВОРА ЦЕССИИ
В заключение следует кратко остановиться на основных последствиях заключения
договора цессии, в частности, моменте перехода права и ответственности цедента
перед цессионарием.
Вопрос о моменте перехода права имеет существенное значение. С момента
совершения цессии (перехода права к цессионарию) цедент утрачивает переданное
право, соответственно, любая последующая уступка этого права первоначальным
кредитором является незаконной. Действующее законодательство не предусматривает
каких-либо специальных положений относительно момента, когда право, являющее
предметом цессии, переходит к новому кредитору. Поэтому следует сделать вывод,
что переход требования к цессионарию осуществляется в момент заключения договора
цессии, за исключением следующих случаев:
а) передача будущих прав – такие права перейдут цессионарию только в момент
их возникновения;
б) заключение договора уступки требования отлагательным условием (п. 1 ст. 157
ГК РФ) - в этой ситуации право требования будет передано новому кредитору только
по наступлении определенного сторонами условия;
в) когда стороны в договоре цессии предусмотрели иной момент перехода права, чем
момент заключения договора.
При этом, как совершенно обоснованно отмечает Л.А.Новоселова, следует
отличать случаи, когда сделка по уступке права и сделка, которая фиксирует
основание уступки, оформляются единым документом, и случаи, когда стороны
заключают две отдельные сделки (два отдельных договора). "В тех случаях, когда
договор, являющийся основанием для совершения цессии, составляется как отдельный
документ, права к новому кредитору переходят не в момент заключения этого
договора, а в момент передачи права посредством совершения отдельного акта. При
оформлении самой уступки и лежащего в ее основании договора единым актом права
переходят к новому кредитору в момент заключения этого договора, если только
соглашением сторон не определен иной момент перехода права".
По общему правилу договор цессии совершается без согласия должника.
Исключение составляют две категории ситуаций. Во-первых, обязательное согласие
должника на уступку может быть предусмотрено законом (п. 2 ст. 382 ГК РФ). Так,
в соответствии с п. 2 ст. 388 ГК РФ согласие должника на уступку обязательно,
когда уступается право по обязательству, в котором личность кредитора имеет
существенное значение для должника. Во-вторых, получение согласия должника на
уступку права может быть предусмотрено договором (п. 2 ст. 382 ГК РФ).
Таким образом, в большинстве случаев должник может и не знать о состоявшейся
уступке и в такой ситуации возникает вопрос о том, с какого момента цессия может
считаться обязательной для должника. Ведь вступивший в силу договор цессии
создает правовые последствия только для его сторон (цедента и цессионария), но
не для должника, который не участвует в договоре. Наиболее полное из современных
исследований правовой природы уведомления об уступке требования было проведено
В.А.Беловым. Данный автор, исследуя этот вопрос, указывает, что на сегодняшний
день большинством правоведов поддерживается теория, согласно которой именно
момент получения должником уведомления об уступке признается моментом, с
которого уступка требования обязательна для должника, может быть названа
субъективной теорией обязательности цессии. Действительно, на сегодняшний день
такая точка зрения превалирует в юридической литературе. Эта же позиция
высказывалась и русскими цивилистами.
Как указывает В.А. Белов, этой теории противостоит подход, согласно которому
за должником признается обязанность производить исполнение новому кредитору с
момента заключения договора уступки (а если в нем особо указан иной момент
перехода права, то с этого момента). Такой подход нельзя признать обоснованным.
Если должник не был уведомлен об уступке права, то очевидно, что он не может
знать о том, что его обязательство по отношению к первоначальному кредитору
теперь должно исполняться другому лицу.
Существуют также так называемые смешанные теории, которые предусматривают,
что обязательство должника чинить исполнение новому кредитору возникает либо с
того момента, как он получил (или не мог не получить) хоть какую-то информацию о
цессии, либо с момента, когда, получив такую информацию, должник путем проверки
убедился в ее достоверности. Так, например, К.Анненков указывал: "цессия должна
считаться у нас обязательной для должника или с момента заявления ему
первоначальным верителем о совершенной им передаче права по обязательству новому
верителю, или же с того момента, когда сделка о его передаче сделалась ему
известной каким-либо другим путем, например, посредством сообщения ему о ее
совершении новым верителем, но с представлением им при этом достаточных
доказательств, подтверждающих ее совершение". Обоснованные замечания к такому
подходу были высказаны Г.Дернбургом, который указывал, что в такой ситуации
"вопрос о том, может и должен ли еще debitor cessus платить своему
первоначальному верителю, ставится в зависимость от внутреннего психологического
процесса, который не обнаруживается вовне и часто ставится под сомнение".
С учетом описанных выше аргументов следует признать наиболее обоснованной
позицию, согласно которой обязательство должника по осуществлению исполнения
новому кредитору считается наступившим только с момента получения должником
уведомления о состоявшейся уступке.
Здесь возникает вопрос о том, на ком лежит обязанность по уведомлению
должника. Действующее законодательство не указывает четко то лицо, на которое
возлагается эта обязанность. В.А.Белов, анализируя действующее законодательство
и точки зрения на рассматриваемый вопрос, приходит к выводу о том, что
субъектом, который может сделать уведомление об уступке, "может быть любое
дееспособное лицо". Этот вывод автор обосновывает тем, что так как уведомление
об уступке не есть предъявление самого уступленного требования, то должнику
важно само уведомление, однозначно свидетельствующее о совершении цессии, а не
личность уведомляющего. Однако такой подход представляется спорным.
Если анализировать нормы ГК РФ, то из них следует, что лицом, которое
наиболее заинтересовано в том, чтобы своевременно уведомить должника о
состоявшейся цессии, является цессионарий. Это объясняется тем, что, в
соответствии с п. 3 ст. 382 ГК РФ, если должник не был письменно уведомлен о
состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу, новый кредитор несет риск
вызванных этим для него неблагоприятных последствий. В этом случае исполнение
обязательства первоначальному кредитору признается надлежащим исполнением. Бремя
уведомления должника договором цессии может быть возложено и на первоначального
кредитора – в этом случае его заинтересованность в уведомлении должника будет
обусловлена его стремлением надлежащим образом исполнить свои договорные
обязательства.
Между тем, за исключением цедента и цессионария, ни одно третье лицо не имеет
заинтересованности в направлении должнику уведомления о состоявшейся цессии.
Более того, для должника существенное значение имеет не просто получение
информации о передаче права требования, а получение этой информации от
уполномоченного лица, которое владеет достоверными данными об уступке права и
заинтересован в надлежащей передаче этих данных должнику. Такими лицами являются
только первоначальный или новый кредитор (или их уполномоченные представители).
Если исходить из того, что уведомление может исходить от любого лица, то
фактически мы возвращаемся к описанным выше так называемым смешанным теориям,
согласно которым обязательство должника чинить исполнение новому кредитору
возникает либо с того момента, как он получил хоть какую-то информацию о цессии.
В этой ситуации уместно вновь вспомнить критику этих теорий Г.Дернбургом, доводы
этого автора уместны и в рассматриваемой ситуации — когда должник получает
уведомление об уступке от третьего лица, то у него нет достаточных оснований
доверять этому уведомлению и решение вопроса о том, исполнять ли обязательство
новому кредитору, будет фактически производиться только на уровне личных
убеждений должника. Поэтому наиболее обоснованной следует считать позицию,
согласно которой уведомление должника об уступке должно исходить от
первоначального или нового кредитора или их уполномоченных представителей.
С момента получения уведомления о состоявшейся цессии прав должник не вправе
чинить исполнение первоначальному кредитору – такое исполнение не будет признано
надлежащим. После получения уведомления об уступке должник может сразу исполнить
обязательство новому кредитору (если наступил срок исполнения) или же
воспользоваться своим правом потребовать от нового кредитора предварительного
предоставления доказательств перехода к нему права требования (п. 1 ст. 385 ГК
РФ). При этом презюмируется, что новый кредитор должен обладать всей информацией
об уступленном ему праве требования, так как на цеденте лежит обязанность
передать цессионарию все документы, удостоверяющие право требования, а также
сообщить последнему сведения, имеющие значение для осуществления требования (п.
2 ст. 382 ГК РФ).
Уведомление о состоявшейся уступке выполняет единственную функцию – поставить
должника в известность о том, что исполнение обязательства должно им
осуществляться не первоначальному кредитору, а новому лицу. Это означает, что
необходимость в направлении должнику отдельного уведомления об уступке прав
требования отпадает, если должник непосредственно участвует в заключении
договора цессии. На практике нередки случаи, когда договор цессии подписывается
тремя лицами: цедентом, цессионарием и должником. Если должник участвовал в
подписании договора цессии, то очевидно, что с момента подписания договора
должник узнал об уступке, сроке ее совершения, характере уступленного права,
моменте перехода права цессионарию. Соответственно, если должник в такой
ситуации после перехода права новому кредитору осуществит исполнение
первоначальному кредитору, то такое исполнение следует признать незаконным.
Действующее законодательство указывает на то, каким должно быть содержание
уведомления только в случае уступки права, совершаемой в рамках факторинговых
операций. В соответствии со ст. 830 ГК РФ уведомление об уступке денежного
требования финансовому агенту должно содержать указание на уступленное денежное
требование, а также указан финансовый агент, которому должен быть произведен
платеж. Аналогичные требования должны предъявляться и к остальным случаям
уведомления об уступке права. В уведомлении об уступке должно быть указано
цедированное право и обозначен новый кредитор. Отсутствие хотя бы одного из этих
данных фактически приведет к тому, что на основании полученного уведомления
должник не сможет либо идентифицировать лицо, которому он теперь должен
исполнить обязательство, либо не сможет определить то исполнение, которое должно
быть адресовано новому кредитору.
И последний момент, на котором следует остановиться в заключение, это
ответственность цедента перед цессионарием. В римском праве изначально за общее
правило принималось, что цедент несет ответственность за то, что долг
действительно существует и юридически обоснован, но не за то, что взыскание его
может быть реально осуществлено (nomen verum esse, non etiam nomen bonum esse).
Однако в Дигестах Юстиниана встречается высказывание Гермогениана, который
писал: "кто продал долговое требование таким, каким оно было, тот отвечает лишь
за то, что это требование существует, а не за то, что (покупатель) может
что-либо взыскать" (21.II.74). Таким образом, если отсутствие у цедента
обязанности отвечать за исполнимость требования не ставилась под сомнение, то
ответственность цедента за действительное существование требования
ограничивалась случаями, когда право переходило на возмездной основе
(продавалось).
Русскими цивилистами также высказывались различные мнения по вопросу об
ответственности цедента за действительность (существование) уступленного права.
Так, Г.Ф.Шершеневич в качестве общего правила указывал: "прежний веритель
отвечает за действительность, но не за осуществимость уступленного права по
обязательству". К.Анненков, напротив, предлагал разделять случаи возмездной и
безвозмездной уступки прав и указывал, что в русском праве возможно принять к
руководству "положения права римского о неответственности цедента-дарителя за
veritas переданного им права". При этом К.Анненков делал оговорку о том, что
если и считать, что даритель-цедент не должен подвергаться ответственности за
действительность переданного права, то только в отношении стоимости этого права,
но не в отношении убытков, которые мог бы потерпеть цессионарий вследствие
совершения каких-либо действий, направленных на получение удовлетворения от
должника.
В советском праве ситуация обстояла несколько иным образом. ГК РСФСР 1922
года в отдельных статьях, посвященных уступке прав требования, не предусматривал
каких-либо правил относительно ответственности цедента перед цессионарием.
Однако в ст. 202 ГК РСФСР 1922 года, посвященной отношениям из купли-продажи,
было указано, что продавец долгового требования, поскольку иное не установлено
договором, отвечает лишь за действительность требования или действительное
существование права. На основании указанной нормы И.Б.Новицкий делал вывод о
том, что ответственность лица, уступившего право, конечно, различается, в
зависимости от того, возмездная или безвозмездная была в данном случае уступка,
и если право было уступлено безвозмездно, то цедент не несет ответственности ни
за действительность требования, ни за его фактическую осуществимость.
Противоположного мнения придерживался М.И.Бару, который отвергал положение о
различном объеме и пределах ответственности по возмездным и безвозмездным
договорам.
ГК РСФСР 1964 года уже не разграничивал случаи возмездной или безвозмездной
уступки прав. В ст. 212 ГК РСФСР было предусмотрено, что первоначальный кредитор
отвечает перед новым кредитором за недействительность переданного ему
требования, но не отвечает за неисполнение этого требования должником, кроме
случаев, когда первоначальный кредитор принял на себя поручительство за должника
перед новым кредитором. Аналогичную норму мы видим и в ст. 390 действующего ГК
РФ.
Таким образом, вопрос о том, отвечает ли цедент за фактическую исполнимость
уступленного права требования, в цивилистике не вызывает сомнений. И римское
право, и российское законодательство такой ответственности за цедентом не
признают (за исключением случаев, когда цедент поручается за должника перед
цессионарием). Если цедент сам не обладал безусловными гарантиями исполнимости
требования, то он не может и предоставить такие гарантии цессионарию, если
только не поручается перед последним за исполнение обязательства должником. Как
обоснованно указывал К.Анненков, "по совершении цессии и передаче права
цессионарию на него должен переходить и риск за осуществимость этого права,
подобно тому как и на покупщика имущества должен переходить страх за гибель
приобретенного им имущества, с момента приобретения им права собственности на
него по передаче ему продавцом его". Г.Ф.Шершеневич также отмечал, что
несправедливо было бы возлагать на цедента обязанность обеспечить новому
верителю осуществимость интереса, когда он сам не имел этой уверенности.
Совсем другое отношение мы видим к вопросу об ответственности цедента за
действительность уступленного требования. Среди современных правоведов можно
встретить различные мнения. Из ст. 390 ГК РФ можно сделать вывод о том, что
действующее законодательство возлагает на цедента бремя ответственности за
действительность уступленного требования независимо от того, получит ли цедент
от цессионария какое-либо встречное предоставление или нет. Такая позиция
встречается во многих работах. Так, М.В.Кротов пишет об ответственности цедента
за действительность требования независимо от того, была ли уступка возмездной
или безвозмездной. Аналогичное мнение высказывает и М.И. Брагинский.
Однако некоторые авторы придерживаются иной точки зрения. Например,
Е.А.Крашенинников указывает, что при возмездном характере каузальной сделки,
лежащей в основании цессии, цедент отвечает за действительность требования, но
без особых оснований не отвечает за его осуществимость, т.е. платежеспособность
должника. Если же каузальная сделка является безвозмездной, то цедент не
отвечает ни за действительность, ни за фактическую осуществимость требования.
Такой же позиции придерживался и Б.Б.Черепахин, который писал: "даритель
уступает одаренному вещь со всеми ее достоинствами и недостатками, в том числе и
с недостатками в праве на данную вещь. Поэтому на дарителя не должна быть
возложена ответственность за отсуждение вещи у одаренного. У последнего, при
отсуждении у него подаренной ему вещи, отпадает лишь тот прирост имущества,
который он получил в результате дарения. Имущество, принадлежавшее ему до
дарения, остается при этом нетронутым. Наоборот, покупатель, при отсуждении у
него купленной вещи, лишается и прироста имущества, и покупной цены, уплаченной
за данную вещь. … По этим соображениям на дарителя не должна быть возложена
такая же ответственность за качество подаренной вещи, как на продавца".
Именно последняя позиция представляется наиболее обоснованной. В пользу этой
позиции можно выдвинуть ряд соображений как практического, так и теоретического
характера.
Во-первых, если уступка прав производится на безвозмездной основе (т.е.
каузальной сделкой, лежащей в основании цессии, является дарение), то при оценке
этой каузальной сделки следует руководствоваться нормами о дарении. Пунктом 3
ст. 576 ГК РФ предусмотрено, что "дарение принадлежащего дарителю права
требования к третьему лицу осуществляется с соблюдением правил, предусмотренных
статьями 382 - 386, 388 и 389 настоящего Кодекса". Таким образом, на
безвозмездную передачу права не распространяются нормы ст. 390 ГК РФ об
ответственности цедента. Это обстоятельство дает основания для вывода о том, что
цедент несет ответственность за действительность уступленного требования только
в случае, когда это требование уступалось возмездно.
Во-вторых, такая аргументация представляется тем более обоснованной, если
рассмотреть основные принципы ответственности цедента за уступленное требование.
М.В.Кротов указывает, что последствием признания недействительным переданного
права является возникновение у цессионария права предъявить цеденту требование о
возмещении убытков и расторжении сделки по уступке права требования. Однако
такой подход представляется недостаточно обоснованным. Если цедент уступил
требование, которое впоследствии было признано недействительным, то фактически
цессионарий ничего не получил от цедента, так как последний не мог передать
недействительное (несуществующее) требование. Основным последствием такой
передачи следует считать возникновение у цедента обязанности по возврату
полученного от цессионария за уступленное право. Право требовать возмещения
причиненных убытков (как и право на расторжение договора уступки) возникает не
на основании специальной нормы об ответственности цедента за действительность
уступленного права, а на основании общих положений гражданского обязательства об
ответственности за нарушение обязательств (ст.ст. 15 и 393 ГК РФ).
Если же исходить из того, что основным последствием уступки недействительного
права является возврат цедентом полученного от цессионария за переданное право,
то мы неизбежно приходим к следующему. Если цессия была совершена на возмездном
основании, то цедент должен вернуть денежные средства или иной эквивалент,
полученный за переданное право. Однако в ситуации, когда основанием цессии была
безвозмездная передача права, цеденту нечего возвращать цессионарию и было бы
неразумно устанавливать ответственность цедента за действительность уступленного
права, учитывая, что в случае недействительности права у цедента в принципе не
может возникнуть обязанности по возврату полученного от цессионария.
Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что в случае безвозмездной
уступки права цедент не несет ответственности за действительность уступленного
права в соответствии со ст. 390 ГК РФ. Однако цессионарий вправе воспользоваться
общими положениями законодательства об ответственности за нарушение обязательств
и потребовать возмещения цедентом убытков, причиненных уступкой
недействительного права.
Контактный телефон
7 (095) 937-02-65 (раб.)
Степаненко Елена Константиновна
Copyright © 1994-2016 ООО "К-Пресс"
Home
Поиск
Издания
Контакты
