Черные дыры в Российском Законодательстве 2003'2

Home Поиск Издания Контакты k-press.ru


Продолжается подписка на наши издания! Вы не забыли подписаться?

АДМИНИСТРАТИВНОЕ ПРАВО, ИНФОРМАЦИОННОЕ ПРАВО

МЕТОДОЛОГИЯ АНАЛИЗА ПОЛИТИКО-ПРАВОВЫХ ДОКТРИН В ПЕРИОД ФОРМИРОВАНИЯ ИНФОРМАЦИОННОГО ОБЩЕСТВА: ЧАСТНЫЕ И СПЕЦИАЛЬНЫЕ МЕТОДЫ

Голоскоков Л.В., к.ф.н., начальник юридического отдела
Некоммерческое партнерство «Юрист-Профи»

Важность методологии в юридической науке и практике, несомненно, позволяет нам согласиться с А.И. Демидовым в том, что «о необходимости реального и последовательного обновления методологии говорит невозможность в рамках сложившихся подходов решить как общие вопросы правоведения (пределы и возможность правового регулирования, природа государства, права, правосознания, их культурная детерминация) так и частные (…оценка социального значения многих видов преступлений, разработка эффективных мер борьбы с ними). Очевидно, что в рамках традиционных представлений невозможно ни понять, ни бороться с наркоманией, экономической и информационной преступностью. Здесь требуются нетривиальные подходы, решения, методы».

И задача нашего исследования – показать такие подходы и методы, так как именно «качественные изменения юридического знания связаны с переходом от прежнего знания к новому понятию права, с формированием новой юридической теории с соответствующим методом и новым предметом».

Теория права пережила в своем развитии периоды увлечения самыми различными философскими направлениями. Поэтому, пока наука о праве шла по путям, указанным философией, она не обладала достоинствами, характеризующими научное знание, и, соответственно, наоборот. Современная правовая наука активно осваивает это богатство, реализуя возможности методологического плюрализма, т.е. свободного располагания широким спектром философских концептов и поиска, наиболее аутентичных решаемым теоретическим задачам.

Методологический плюрализм – это по-своему целостное, внутренне связанное явление. У него есть свои закономерности, обобщение которых требует инвариантной по отношению к любым методологическим интерпретациям системы представлений, некоторого универсального языка. Как считает А.И. Демидов, «движение к методологическому плюрализму предполагает:

Так, различные детерминистские методики и представления позволяют учитывать разнообразные типы зависимости правовых явлений от факторов внешней и внутренней среды: экономики, культуры, религии. Вполне приемлемыми оказываются идеи нелинейной, многоканальной или многофакторной детерминации с учетом преломления действия внешних факторов в сознании и поведении людей...». Показать пути реализации некоторых из этих идей – одна из задач нашего исследования.

Предметом философии права, в таком случае, являются методологический универсализм правовой науки, рефлексия ее духовных оснований, полный контекст которых не может быть прерогативой какой-то избранной философской системы. Поэтому одна из важнейших проблем философии права в ее современном развитии – исследование универсалий правового мышления, юриспруденции в целом.

В силу того, что в понятие методологии разные авторы вкладывают несколько разное содержание, мы будем придерживаться определения М.Н. Марченко: «Методология теории государства и права представляет собой систему особых методов – приемов, способов изучения общих закономерностей возникновения, становления и развития государственно-правовых явлений. Важное место в системе методологии занимают принципы исследования и философские подходы».

Признаем вместе с Н.Н. Тарасовым, что «…сегодня, в большинстве случаев, обсуждается не методологическая ситуация современного правоведения, а оценки его философско-методологических постулатов. С нашей точки зрения, такой подход… не ведет к серьезным методологическим прорывам, поскольку критерии таких оценок нередко находятся в области предельных философских оснований и научной интерпретации, практически, не поддаются».

Поэтому наша задача – совершение «методологических прорывов» путем раскрытия таких частных и специальных методов, которые приведут к формированию конструктивных элементов правовой доктрины государства, вступившего на путь перехода к «информационному обществу».

Одна из проблем современного права – это проблема большого объема, сложности нормативно-правового материала. При этом постоянно ощущается отсутствие тех или иных законов, и в условиях их непрерывной генерации возникает необходимость появления эффективной методологии работы с текстами законов, позволяющей дать хотя бы частичный ответ на вопрос о путях развития права в такой ситуации.

В связи с этим представляет интерес герменевтическая методология, приближение к которой мы совершим через ретроспективное рассмотрение частных методов, выдвинутых исследователями в разное время.

Одно из плодотворных направлений развития научного знания, идеями которого мы воспользуемся в нашем исследовании, представлено В. Виндельбандом и Г. Риккертом. Они обращают главное внимание не на построение философских систем из научного знания, которое рассматривается как уже данное и научно познавшее свой предмет, а на созидании нового научного знания путем анализа приобретенных завоеваний науки и вскрытия тех методологических принципов, которые лежат в основании отдельных научных дисциплин. «Согласно с руководящими идеями философской школы В. Виндельбанда и Г. Риккерта, гносеолого-методологические принципы гуманитарно-научного знания могут быть вполне выяснены только в связи с основными началами философии культуры».

Неклассическая рациональность в познании политико-правовых феноменов предполагает признание социокультурной относительности любых систем отсчета, осознание того, что сознание аналитика не является беспредпосылочным. Правовой менталитет, как один из важнейших аспектов анализа, – это культурно уникальная конструкция смысловых ориентиров, условностей, склонностей, предвзятостей, установок, стандартных мотивационных моделей и оценочных схем, лежащих в основе понимания правовых текстов. Поэтому неклассический тип исследования возможен только на основе включение теоретика в процессы информационного обмена и коммуникации в качестве непривилегированного наблюдателя. При этом зависимость объективного знания от личностного неявного знания субъекта-интерпретатора требует поиска адекватных логико-методологических средств фиксации этой стороны знания. Таким требованиям и отвечает герменевтическое направление в философии: «Исторической родословной «мягких», неклассических методов социального познания является традиция герменевтического анализа».

Но не любые формы герменевтики являются выражением неклассической рациональности. Так, классическая герменевтика вполне укладывается в рамки жесткой, классической парадигмы социального знания, с присущим классике внесубъективным способом апелляции не только к сознанию других, но и к собственному сознанию.

Фридрих Шлейермахер, например, уделял внимание не установке на обретение понимания как такового, а на упорядочение методов интерпретации, позволяющих заранее гарантировать правильное понимание, методологически обеспечить переход от «неистинного» толкования к истинному: «Единство герменевтики Шлейермахер ищет уже не в единстве того, что с ее помощью надлежит понять, а в единстве самой герменевтики как метода». Поэтому своей главной задачей он считал установление логических оснований поиска «верного» смысла и опровержения «неверных».

В том же «классическом ряду» стоят и выдержанные в духе историцизма рассуждения В. Дильтея об интеллектуальном превосходстве толкователя над творцом в силу исторической необходимости: исторический прогресс постоянно расширяет интеллектуальный горизонт толкователей, благодаря универсализации условий существования и слияния научных перспектив. Поэтому, как справедливо отмечают исследователи его научного творчества: «Дильтей фактически приходит к концепции гегелевского типа» и «не выходит за рамки классической философии сознания».

Отказ от классического типа отношения интерпретатора к читателю и творцу, как и от претензий обрести «единственно верный» смысл, свойственен герменевтике Гадамера. Главное, к чему, по его мнению, должна стремиться герменевтика – это прояснение условий способствующих обретению понимания: «В отличие от предшествующей герменевтической традиции философская герменевтика не сводится к разработке методологии понимания текстов (и вообще не является такой разработкой), а представляет собой своего рода философию понимания». Понимание рассматривается как овладение субъектом смыслами, заключенными во всем, что становится предметом осознанного, переводимого в понятийный план, восприятия, т.е. обладает свойствами текста. Понимание как искусство постижения значения знаков, передаваемых одним сознанием и воспринимаемых другими сознаниями через их внешнее выражение (речь и т. д.), становится возможным благодаря способности, которой наделено каждое сознание: проникать в другое сознание не непосредственно, путем переживания, а опосредованно, путем воспроизводства творческого процесса, исходя из внешнего выражения. Как говорит П. Рикер: «Что же касается перехода от понимания к интерпретации, то он предопределен тем, что знаки имеют материальную основу, моделью которой является письменность».

Таким образом, предметом герменевтического подхода в философии права являются интерпретация, толкование и понимание в сфере права вообще и в области правовых теорий в частности. Это связано с тем, что правовая реальность во всей полноте ее проявления также рассматривается как текст. Философско-герменевтический дискурс в правовой науке предполагает анализ понятия «текст» применительно к правовым феноменам. Мыслители самых разных школ, направлений и научных отраслей приходят к идее наличия текстового аспекта во всех явлениях не только социального, но и природного характера (Ф. Соссюр, Ж. Деррида, М. Хайдеггер, М. Бахтин). Аргументация текстовой трактовки реальности чрезвычайно разнообразна. Поскольку нас интересует право, рассмотрим одну из точек зрения, которая состоит в том, что текст – это знаковая система.

Согласно А.И. Демидову, «поскольку право как система знаков и значений существует всегда в некоей текстовой форме, в реализации которой большую роль играет толкование, его можно изучать также герменевтическими методами и, прежде всего, использовать понимание как познавательную процедуру, которая заключается:

Р. Барт определяет знак как ассоциацию означаемого и означающего, а язык как систему знаков. По мнению Р. Барта: «Прежде всего, текст уничтожает всякий метаязык, и, собственно, поэтому он и является текстом: не существует голоса Науки, Права, Социального института, звучание которого можно было бы расслышать за голосом самого текста». Связь текста с другими практиками обозначения, составляющими его социокультурное пространство – «интертекстуальность» – это неограниченное пространство знаковой деятельности, где разные высказывания, коды, тексты сообщаются между собой даже в отсутствии прямых исторических контактов. Подчеркивая такой коммуникационный аспект права, Жан Карбонье пишет: «язык – это опора норм права, и даже в более общем плане можно провести аналогию между языком и правом, поскольку последнее также является средством коммуникации».

Основу текстовой коммуникации составляет интерпретация. Смысл этого понятия (от лат. interpretatio – посредничество) в самом общем виде может быть представлен как связь – опосредование (знаковое, символическое) между субъектом и умопостигаемой реальностью. В герменевтике понятие интерпретации имеет более ограниченный и специфический смысл. Под интерпретацией подразумевается определенный класс мыслительных операций, связанных с извлечением из текста прямо не обозначенных в нем смыслов.

Интерпретация в ее герменевтическом понимании возможна только по отношению к текстам, в которых присутствует смысловая двойственность: некая система смыслов артикулирована в текстах изначально и в силу этого очевидна, но за данной очевидностью кроется вторая система смыслов, для которой первая является формой репрезентации. П. Рикер дает такое определение: «Интерпретация… – это работа мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении». Данное определение универсально по отношению ко всем случаям интерпретации социальных явлений (в том числе правовых), поскольку последние многослойны и многозначны.

Но достижение целостности смыслового поля в сфере права не связано с устранением самого явления смысловой раздвоенности. Это в принципе невозможно, поскольку право – феномен культуры, и любое явление в нем всегда обладает, кроме буквального, фактологического, еще и неким символическим значением. Поэтому такое большое внимание уделяется условности (этикету, ритуалу, вообще символической оформленности) в системе права. В этом с наибольшей очевидностью обнаруживается сущность права как социокультурного феномена.

Текстовая коммуникация в области права связана не только с интерпретационной «игрой смыслов», но и с игровым моментом в самих способах правовой объективации. Йохан Хейзинга показывает, что такие атрибуты права как нормативная условность правил, агональность (состязательность) и даже известная шансовость этой состязательности, эквивалентность полярных реалий, эстетический компонент, связанный как оформлением, так и с восприятием правового действа, дают основания для обнаружения игрового аспекта и в древних, и в высокоразвитых правовых культурах. «В Древнем Риме тоже долгое время любые средства были хороши, чтобы одолеть в суде противную сторону. Истец облачался в траурные одежды, вздыхал и стенал, громогласно ссылался на благо государства, приводил с собой в суд как можно больше клиентов, дабы усугубить впечатление, одним словом, делал все то, что еще делается порой и в наше время». В «правовой игре» условности, форма играют порой решающую роль, особенно в тех случаях, когда имеет место состязание интерпретаций.

Проблема толкования также является одной из центральных в герменевтической философии и теории права. Понятие толкования применимо только по отношению к процедурам целенаправленной смысловой интерпретации знаковых текстов. В отечественном правоведении данная тема получила освещение в работах К.Н. Княгинина, который утверждает, что многие проблемы, возникающие в процессе толкования законов, а также других правовых текстов, могут быть сняты за счет операциональных прикладных рекомендаций практического свойства, сопровождающих основной текст. Эта концепция «юридического технологического знания» лежит в русле инструментального подхода в праве.

Гадамер ставит вопрос о толковании закона в плоскость соотношения юридической догматики и юридической герменевтики. В центре его рассмотрения те системы права, которые имеют в своей основе непрерывающуюся традицию. Основная проблема толкования состоит для Гадамера во взаимодействии правовой традиции и конкретной по делу интерпретации закона. Гадамер приходит к выводу о том, что в каждом судебном разбирательстве необходимо толкование закона. При этом исторические контексты возникновения последнего уступают место современным контекстам, что неизбежно приводит к «продуктивному расширению» закона, поскольку он как бы вбирает в себя новые смыслы.

Гадамер не акцентирует различие между романо-германской и англо-американской правовыми системами и рассматривает значение судебного прецедента не институционально, а систематически. Он считает, что заложенная в законе традиция содержательно наращивается за счет «догматически обработанных», т. е. введенных в традицию прецедентов интерпретации закона».

О. Хеффе стоит на позициях «буквы закона» в вопросе о понятийной четкости законов и шире – правовых текстов вообще. Автор уделяет особое внимание проблеме определенности толкования: «Чтобы такое пространство свободы могло стать реальностью, каждый должен совершенно точно знать, где оно начинается и где кончается».

На иных принципах построена концепция толкования в праве Жана Карбонье. Автор считает, что «буквальное толкование прочно держится и в современных правовых системах – как следствие архаических пережитков, так и по утилитарным основаниям». В его «Социологии права» разработана модель социологической экспертизы по делу и социологического толкования закона.

Наряду с точно определенной в статьях закона компетенцией социологических толкований, автор выделяет иной, социальный тип толкования. В последнем речь идет о достаточно неопределенных ссылках в тексте закона относительно того, как судья должен учитывать в принимаемых решениях социальные обстоятельства, тенденции, идеологию: «Субъекты правовой герменевтики – это судьи, вообще юристы, которые действуют либо индивидуально, либо в виде определенного корпуса». Толкование при таком подходе представляется как частный случай интерпретации, и тогда оно уже имеет отношение не только к знаковым текстам, но выступает и моментом правовой реальности, а, следовательно, обладает социально-онтологическим измерением и предстает в качестве одной из сторон правовой деятельности. Тогда толкование рассматривается как особое социальное явление, как своеобразный феномен правовой культуры вообще, составляющий существенный момент развития права.

И. Грязину принадлежит фундаментальное исследование проблемы толкования правовых текстов в ракурсе разработанной им концепции текстовой природы права на материале англо-американских политико-правовых учений новейшего времени. Причем, как подчеркивает сам автор, основное внимание он уделил гносеолого-философскому аспекту толкования.

Концепция И. Грязина строится на том, что «предмет текстуального подхода к праву формируется не в простом соотношении правового текста и сознания, а в соотношении объективных взаимосвязей правового текста, социальной действительности и социально детерминированного сознания».

А.А. Фрош, в свою очередь, выводит из текстовой природы права понятие правосферы, в которой возможно «семиотическое самосознание» – т.е. «самоописание» правового субъекта на метауровне: «Осознать себя в культурно-семантическом отношении – значит осознать свою специфику, противопоставленность другим сферам».

Феномен текстовости актуален именно с точки зрения жизни текста, т.е. в коммуникативном аспекте. Текст «оживает» в момент его вхождения в другое сознание. Автор этой концепции М.М. Бахтин писал: «Событие жизни текста, т.е. его подлинная сущность, всегда развивается на рубеже двух сознаний, двух субъектов». Объединяющая всех смысловая и словесная гармония имманентно заложена в самом языке и способах его оформления в речь (текст). Слово, соединяясь с другими словами, только тогда рождает проникающий смысл, когда в этом соединении проступает нечто большее, нежели прямое сообщение.

В правовой норме всегда содержится некое послание, поскольку в ней, так или иначе, присутствует выходящий за пределы ее буквального значения императив. Закон нацелен на стабилизацию, прояснение социальной коммуникации, на создание единой смысловой основы интерпретаций правовых феноменов.

Поскольку процессы понимания возможны на единой ментальной основе, то культурные коды играют в процессах понимания роль ключа, способа перевода текста во внутренний план. «Текстовая природа всех типов коммуникации в человеческой культуре выражается в том, что смысл, вкладываемый субъектом в какие-либо предметные формы, может быть понят только в том случае, если форма, в которую они облечены, соответствует определенным правилам, вписывается в систему принятых в культуре условностей».

Так как культурные коды – это система правил предметной объективации смыслов, которые формируются в культуре стихийно и постепенно, следовательно, культурные коды правосознания – это адаптированные к сфере правовых объективаций универсальные культурные коды. По словам Малиновой, «культурные коды правосознания – это система моделирующих первообразы культуры правила объективации человеческого содержания в предметных формах права». Культурные коды правосознания являются, таким образом, универсальной основой понимания в сфере права. Это тот предельный уровень смыслового консенсуса, ниже которого располагаются внепонятийные, а значит смыслонеразличающие этажи восприятия. Поэтому «правовой менталитет можно определить как интеллектуально духовную конституцию социального субъекта (социальной группы, общества в целом), целостность и своеобразие которой определяется культурными кодами (социокультурными условиями), задающими фундаментальные правила объективации человеческого содержания в предметных формах права».

Социальный порядок, в котором «прочитывается» тот или иной смысл, основан на предсуществовании определенной культурной структуры, детерминированной социальными идеалами и ценностями. В рамках социокультурной герменевтики именно они мыслятся той первичной реальностью, которая, в конечном счете, делает возможным «прочтение» смысла любого действия.

Способность «схватить» эти не всегда явно выраженные социальные идеалы и ценности и представляют собой «герменевтическое предпонимание», лежащее в основе всех форм герменевтического анализа.

Герменевтическая методология нас интересует в практическом плане, задаваемом целями нашего исследования, поскольку она может быть использована при целевой переработке права, необходимой также и для постепенного перехода государства в то состояние, которое называется «информационным обществом». При этом создание нового массива законодательства должно происходить с использованием арсенала средств герменевтической методологии, который мы дополним своими предложениями.

Важнейшее направление использования герменевтической методологии лежит в сфере правоприменения. В.А. Суслов пишет об этом: «правоприменитель дешифрует текст сообразно юридической ситуации, в которой он может выступать в качестве заинтересованного лица. Применительно к ситуации смысл закона интерпретируется... В судебном процессе мы наблюдаем столкновение, конфликт различных интерпретаций одного и того же законодательного положения, оценки одних и тех же доказательств, квалификаций одного и того же события, что подтверждает тезис о многосмысленности любого текста. Стороны используют однообразный по замыслу законодателя текст, каждый применительно к своему пониманию закона. Складывается ситуация, когда интерпретация закона, его понимание становятся важнее самого закона: ведь закон, понимаемый как текст, – всего лишь инструмент, основа в руках умелого интерпретатора».

Такое положение имеет место, и, очевидно, единообразное понимание и применение права в обозримом будущем не будет достигнуто, но необходимость работы по минимизации разночтения текстов законов очевидна. Для конструктивности нашей работы воспользуемся идеей И.П. Малиновой о том, что «теоретическая мысль в ее действительном развитии свободна, многогранна, вариативна и не может подчиняться единому стандарту», и предложим:

Автоматизированный анализ правовых норм – это длительная работа на перспективу, и можно согласиться с О.А. Гавриловым в том, что «…лобовая» атака на проблему автоматизированного анализа правовых норм не сулит особого успеха. Автоматическое сравнение всех правовых текстов практически невозможно в силу значительной сложности нормативных актов и их большой политематичности».

Предложим частичное решение этой проблемы: для лучшего функционирования законов, в том числе, в сетях, их необходимо подвергать формализации и упрощению. Разработка новых нормативно-правовых актов должна вестись с использованием герменевтической методологии для создания простых, логичных текстов, с выверенными определениями всех терминов. Работа в направлении совершенствования терминологии идет, и будет идти, но в настоящее время этого недостаточно, поэтому рассмотрим еще и следующее направление.

Существуют разные позиции по вопросу первичности той или иной части правового текста. Так, А.А. Деревнин считает: «Первичным структурным подразделением нормативного правового акта является статья (пункт). В зависимости от объема содержащегося в них нормативного материала статьи (пункты) могут иметь свои структурные подразделения (части, пункты, абзацы). Более того, и у них могут быть свои структурные подразделения (пункты, подпункты, абзацы)».

Но переход государства и общества в информационную эпоху накладывает свои логические ограничения на то, что необходимо считать главным. А.А. Деревнин далее уточняет, что «первичным (далее неделимым) структурным подразделением текста нормативного правового акта как юридического документа является его абзац, который в силу неодинаковой структуры разных статей (пунктов) акта может иметь неодинаковые наименования».

Но и такой подход не всегда можно считать правильным и логически завершенным. Множество статей законов имеют и в одном пункте, и в одном абзаце несколько предложений, которые могут содержать несколько простых или сложных суждений. В то же время, и одно предложение может содержать несколько суждений.

Поэтому, с нашей точки зрения, необходимо ввести понятие файловой конструкции нормативно-правового акта. Это означает, что каждый минимально возможный объем законченной смысловой информации любого нормативно-правового акта – сегмент – в электронной базе данных должен быть оформлен в виде файла.

Необходимо пояснить, что ряд специальных программ тоже используют термин «сегментация», например: «автоматизированное рабочее место KONTERM II… содержит следующие функции: сегментация документа на части и предложения; …тезаурус; …контекстно-зависимые правила; метаправила…», но в них имеется в виду иное направление работы сегментации, ибо, если под термином «файл» мы имеем в виду устоявшееся понятие файла в информатике, то под сегментом мы понимаем самый элементарный «кирпичик» текста, из множества которых складывается текст нормативно-правового акта. То есть, это неразложимый далее смысловой «атом» правового текста. Такое понимание необходимо для ускорения процессов автоматизации правотворчества.

При этом сегмент должен быть наиболее простым в грамматическом смысле, чтобы обеспечить возможность компьютерного сравнения разных сегментов правового текста. Выявление сегментов текста – сложная работа, для производства которой необходимы одновременные усилия специалистов в сфере права, лингвистики, логики и др.

Сложная потому, что сегментом может быть и одно слово, например, название статьи 815 ГК РФ «Вексель», и, в то же время, более длинное название статьи 828 ГК РФ «Недействительность запрета уступки денежного требования», а более короткое название статьи 861 ГК РФ «Наличные и безналичные расчеты», содержит два сегмента: «наличные расчеты» и «безналичные расчеты». Еще сложнее поиск сегментов производить в тексте статей, поскольку они сложнее, чем названия. Смысл этой работы в том, чтобы сразу создавать текст закона для обеспечения точного его понимания человеком, и для обеспечения возможностей машинных операций с текстом. Очевидно, далеко не всегда можно будет выполнить одновременно оба требования.

Покажем, как может выглядеть сегментированный текст п. 1 ст. 162 ГК РФ: «Несоблюдение простой письменной формы сделки лишает стороны права в случае спора ссылаться в подтверждение сделки и ее условий на свидетельские показания, но не лишает их права приводить письменные и другие доказательства». Он имеет два сегмента. Выделим первый: «Несоблюдение простой письменной формы сделки лишает стороны права в случае спора ссылаться в подтверждение сделки и ее условий на свидетельские показания». Сегмент второй: «Несоблюдение простой письменной формы сделки не лишает стороны права в случае спора приводить письменные и другие доказательства», в котором возможна и дальнейшая сегментация, но наша задача – только показать метод.

Сегментированный текст более пригоден для машинного анализа, но человеку он представляется явно избыточным. Из примера видно, что исходный текст, имеющий 221 знак, при разбивке на два сегмента увеличивается суммарно до 281 знака. Но при изначальном создании текста с учетом нужд компьютерной обработки эту проблему можно будет частично сглаживать. Однако одновременное достижение простоты, точности, отсутствия двусмысленности, конечно, ведет к своим издержкам в виде увеличения объема текста.

Сегмент должен быть представлен в виде файла, имеющего идентификационный номер в электронной базе данных для того, чтобы этот номер содержал в себе информацию о месте файла внутри статьи, главы закона и системы права. Часть кода номера файла должна быть предназначена для информации о тексте: принадлежит ли эта часть текста к частному или публичному праву; где следует искать гипотезу или санкцию нормы, если они не заключены непосредственно в самой норме; является ли норма права, сегмент которой мы рассматриваем, императивной или диспозитивной; с какими процессуальными нормами связан данный сегмент, а также резервные части кода для иных нужд классификации, установления связей с иными файлами.

Такой номер должен иметь дружественное внешнее оформление для человека, но внутри системы он будет многомерной матрицей, которая будет содержать связи, отсылки, данные об авторах сегмента этого текста, дате его создания, иную информацию.

Это предложение имеет практическое значение для автоматизации процесса правотворчества: составитель текста закона, написав сегмент, сможет запускать его в электронную базу данных для автоматического сравнения с похожими или противоположными высказываниями, отбирать нужные, анализировать, выявлять противоречия, неточности и другие тонкости, то есть, делать то, что пока не может компьютер.

Для подобного вида работ предназначены программы автоматического пополнения знаний и обработки документов: FLEXICON, KONTERM, ILAM, RUBRIC, SPIRE, SALOMON, которые, однако, как указывает Эрик Швайхофер, пока не могут работать с большими базами данных. Так, например, в одной из них – KONTERM – «основой для автоматической генерации гиперссылок является доступная сегментация текста в частях документа – статьях, параграфах и предложениях... В результате, просмотр документов, так же как последующий юридический анализ значительно облегчается».

Наши предложения заключаются также в том, чтобы при составлении проекта закона создатель, выявив нужные связи нового сегмента с имеющимися текстами, мог бы писать текст закона, снабжая его нужными гиперссылками. Это необходимо, чтобы пользователь мог с помощью соответствующей программы данной конкретной правовой оболочки пользоваться опциями включения и отключения гиперссылок по заданным словам, терминам или критериям, определяемым условиями работы.

Например, абзац второй п. 1 ст. 48 ГК РФ: «Юридические лица должны иметь самостоятельный баланс или смету» нуждается в гиперссылках, раскрывающих содержание терминов «баланс» и «смета», поскольку они не определены, а кодекс создан не только для профессиональных финансистов; п. 1 ст. 808 ГК РФ «Договор займа между гражданами должен быть заключен в письменной форме...» должен иметь гиперссылку к ст. 162 ГК РФ, устанавливающей последствия несоблюдения письменной формы, ибо при чтении ст. 808 лицо, которое не является юристом, вряд ли догадается о наличии таких последствий.

Да, «следует согласиться с мнением о том, что лучше всего давать новые дефиниции в базовых законах, вокруг которых будут формироваться развивающие нормативно-правовые акты», но если этого нет, разработчики электронных баз данных могут частично решать эту проблему, предоставляя свои определения в гиперссылках.

На основе предложенного метода машинного анализа правовых норм юристами заинтересованных организаций могла бы проводиться постоянная работа по автоматическому нахождению, сравнению, анализу заданных сегментов текстов, групп связанных высказываний, отысканию противоречий, неточностей, иных недостатков. Разработчики электронных баз данных также могли бы вести такую работу, выдавать ее результаты клиентам, предоставлять информацию законодателю о выявленных недостатках текстов и предложения с правильными вариантами.

Один из принципов формируемой нами правовой доктрины, при условии его воплощения в конкретное положение закона, должен обязывать законодателя постоянно искать нормы, способные быть перемещенными в сферу автоматического исполнения, корректировать их и создавать такие механизмы исполнения.

Покажем, как можно найти такие нормы в самых новых законах, например, в Федеральном законе «О лицензировании отдельных видов деятельности». В его п. 1 ст. 9 установлено: «Для получения лицензии соискатель лицензии представляет в соответствующий лицензирующий орган следующие документы: … копии учредительных документов и копия документа о государственной регистрации соискателя лицензии в качестве юридического лица… копия свидетельства о постановке соискателя лицензии на учет в налоговом органе…».

Но документ о государственной регистрации соискателя и свидетельство о постановке соискателя лицензии на учет в налоговом органе имеются в налоговом органе, поскольку он является в соответствии с Постановлением Правительства РФ от 17 мая 2002 г. N 319 федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим государственную регистрацию юридических лиц.

Требуется минимальная корректировка закона, чтобы налоговый орган по запросу лицензирующего органа направлял ему по сети эти сведения. Такой режим можно распространить и на копии учредительных документов, если в п. «в» ст. 12 ФЗ «О государственной регистрации юридических лиц» дополнительно внести требование предоставлять на регистрацию не только учредительные документы юридического лица, но и их электронную версию. В таком случае отпадет необходимость бумажного документооборота, будет иметь место экономия времени и ресурсов всех сторон, повысится скорость выдачи лицензий.

Приведенные методы частично решают задачи достижения поставленных в исследовании более общих целей – поиска путей перехода к новому направлению развития права, что актуально в связи с тем, что «переходные процессы в обществе, смена социальных идеалов и ценностей, актуализация различных философских взглядов на право и методологических подходов к его исследованию требуют нового обращения правоведов к наиболее фундаментальным и устоявшимся положениям своей науки, в том числе, считавшимся «незыблемыми истинами», осмысления их на современном философско-методологическом, науковедческом уровне».

В качестве одного из примеров переосмысления незыблемых истин в исследуемой сфере на стыке права и информационных технологий можно привести мысль профессора права Джоэла Рейденберга о том, что «в области информационной политики американский подход имеет явное предпочтение саморегулированию в частном секторе. Например, важные сложившиеся информационные стандарты практики обычно не могут быть найдены в законодательстве, но чаще определяются действиями компаний».

Это означает, что создание некоторых правовых норм происходит по складывающемуся новому методу, при котором создание правил частично идет от технологий и «подсказывается», задается или диктуется ими: «Для глобальных сетей, управление видится как сложное соединение сил государства, граждан, бизнеса, техники. Каждый из этих центров интереса привносит что-то свое в правила функционирования сети. В пределах этой структуры, частный сектор должен быть движущей силой в развитии информационного общества, а правительство должно быть привлечено, чтобы защитить общественные интересы. Но управленческий процесс уже не может игнорировать технологические факторы и способы принятия решений, предопределяемые технологически».

Считая науку одним из центров интереса, мы тоже должны привнести свое понимание процессов будущего правового управления. Для этого рассмотрим заключение Дж. Рейденберга о том, что «для осмысления сложности управляющих центров власти должна появиться новая «сетевая парадигма управления», которая: использует новые инструменты типа технической стандартизации для достижения целей регулирования; признает статус сетей как полусуверенной сущности; изменит роль государства, направив его усилия на создание стимулирующей структуры для сетевого саморегулирования»47 и сделаем попытку предложить элементы такой сетевой парадигмы правового управления.

Одна из важнейших новаций, привносимых технологиями в право, как это нами было показано в предыдущей работе, заключается в том, что новая сетевая парадигма правового управления предусматривает появление метода визуализации некоторых правоприменительных процессов в реальном времени.

Для этого мы предложили, чтобы в государстве, выполняющем программы создания информационного общества, каждый субъект права был снабжен терминалом, с которого им будут осуществляться все сделки и движения капитала, проходящие через единую расчетную национальную сеть, предназначенную также для автоматического взимания налогов при совершении сделок, для сбора данных об уплаченных налогах в органе управления, который будет иметь право генерировать налоговые ставки некоторых налогов, непрерывно и очень плавно менять их для оперативного и гибкого управления экономикой, выполнения плана сбора налогов.

Если сегодня результаты налогового правоприменительного процесса определяются после обработки данных МНС РФ за месяц (квартал, год), то метод визуализации позволит видеть ход правоприменительного процесса сбора налогов в реальном времени на экранах мониторов, очень быстро делать выводы, принимать и реализовывать управленческие и корректирующие процесс сбора налогов решения.

Мы не отвергаем традиционных подходов совершенствования обращения с правовой информацией. Так, Т. Брюс (Корнельский Институт правовой информации, США) пишет, что текстуальная архитектура уже совершенна, информацию теперь можно быстро найти, «но все это не обеспечивает способность понимать или использовать то, что найдено для собственной защиты или для оценки того, необходима ли профессиональная помощь; не направляет нас к пониманию или же помощнику. А это именно те вещи, которые мы можем и должны обеспечить в будущем, если эффективный доступ – то, чего мы намереваемся достичь».

Совершенствование доступа к правовой информации – важное поле деятельности, но наша цель иная – представление методов автоматизации правотворчества и правоприменения.

И.Л. Бачило, определяя категорию «метода», пишет: «Метод – это способ и средство правового упорядочивания сознания, поведения, отношений людей в связи с реализацией их интересов в определенной области», и указывает, что способы и средства правового воздействия выражают волю законодателя через общеобязательность правовых предписаний, что достигается их нормативностью, которая обеспечивается, в частности, «способами, а в организационном выражении – механизмами обеспечения исполнения воли законодателя…».

Но сегодня механизмы исполнения воли законодателя часто эфемерны или выглядят лишь указаниями «как должно быть».

Правоприменительный процесс – это также и определенное движение информации. Реальную схему прохождения информации напоминает в своей работе по изучению информационных процессов в праве Джон Кахир. Мы приведем ее на рис. 1 и дадим свой перевод (в скобках).

Рис. 1. Схема прохождения информации по Дж. Кахиру

Рассмотрим, как помехи воздействуют на традиционный механизм правоприменения в представленной нами на рис. 2 схеме, в которую мы вмонтируем элементы схемы Дж. Кахира. При этом процесс декодирования в нашей схеме будет обозначен уменьшающимися по толщине стрелками:

На рис. 2 показано, как идеальная сфера правового поля, созданного законодателем, подвергается действию помех в ходе правоприменительного процесса (он показан последовательностью идущих вниз стрелок, отклоняемых в разные стороны помехами) в процессе продвижения вниз, на уровень исполнения, и сужается до реального минимума (уменьшающиеся эллипсы реального поля). Правоприменительный процесс (стрелки) подвергается воздействию следующих помех: неточности текста, непонимание закона, нежелание его выполнять, отсутствие реальных возможностей его выполнять, коррупция, – все они вместе взятые являются «помехами», если мы вернемся в схему Дж. Кахира.

Теперь рассмотрим рис. 3, где покажем схематически, как замысел законодателя, воплощенный в закон (показан идеальной сферой правового поля), в государстве, построившем правовые механизмы, присущие информационному обществу, превращается жестко действующим механизмом в реальную сферу правового поля, почти полностью идентичную замыслу законодателя.

Рис. 2. Схема традиционного механизма правоприменения

Рис. 3. Схема действия метода исполнения правовых норм в государстве информационного общества

На схеме, приведенной на рис. 3 под, сферой правового поля понимается только та совокупность элементов законов, которые будет возможно автоматизированным способом создавать, изменять, доводить до субъектов по сети и автоматически их исполнять в момент совершения субъектом различного рода сделок. Такими элементами законов пока видятся лишь немногие: налоговые ставки, размеры пошлин, таможенных пошлин и др.

Для работы схемы рис. 3 необходим метод совмещения права с технологическими механизмами его реализации, которые представляют собой всю технологическую цепочку: непрерывная генерация новых значений налоговых ставок специальным управляющим органом, наделенным отдельными полномочиями разных ветвей власти (мы опускаем вопросы, связанные с его определением), передача их по сетям до оконечных устройств исполнителей, регистрация сделок, исчисление, удержание налога и передача об этом информации в управляющий центр.

Такой метод может одновременно выступать элементом правовой доктрины государства информационного общества. В таком качестве он может быть сформулирован как задача для законодателя и органов законодательной инициативы вести постоянный поиск сфер права и его отдельных точек, где возможно слияние сетевых технологий и права, с целью создания жестких правоисполнительных механизмов, не допускающих отклонений поведения субъектов от выполнения императивных норм права.

Поэтому дальнейшее развитие права видится в нахождении элементов законов, которые могут быть создаваемы ускоренными процедурами, доводиться по сети до субъектов и исполняться автоматическим способом. Это обязательное условие развития общества, которое претендует называться информационным.

Эти методы должны быть основаны на применении сетевых технологий. С.А. Дятлов, анализируя сетевую экономику, пишет, что сегодня «речь идет о формировании в будущем универсальной коэволюционно-сетевой методологии и инструментария, которые могут быть применимы для анализа складывающихся сегодня закономерностей и станут основой для разработки действенных механизмов эффективного управления и принятия решений в ответ на вызовы ХХI века – века информационного общества, информационной экономики и информационных технологий управления общественными процессами».

По мнению С.А. Дятлова, при переходе к новой информационной модели развития решающую роль призвана играть «новая методология научного исследования, основу которого составляет интегральный междисциплинарный подход к исследованию и универсальный метод интегрального многоуровневого информационно-содержательного анализа».

Но мы считаем, что необходимо перейти от таких общих пожеланий к конкретным методам, которые можно использовать в законотворческой деятельности.

Технологически уже вполне возможно реализовать сетевой метод разработки проектов законов, заключающийся в том, что органы законодательной инициативы, могли бы заниматься разработкой законопроектов в сетевом режиме.

Пример такой эффективной работы в сетях – проектирование «Боинга-777», когда «все работы по проектированию были рассредоточены, то есть проектировщики находились во множестве фирм, университетов, исследовательских центров и даже дома. Все они обменивались данными через Интернет и другие информационные сети». Мы предлагаем применить такой же метод для создания законов.

Институт государства и права РАН, Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, другие институты РАН, общественные организации, отдельные специалисты могли бы разрабатывать в сетевом режиме свои проекты законов и контактировать с органами законодательной инициативы. Только сравнение разных проектов выявит их слабые места и позволит учесть разные позиции, а сетевой метод ускорит создание качественных законов.

Такой метод может способствовать реализации интересных предложений В.В. Лапаевой: российская наука осталась единственным социальным институтом, выражающим интересы сохранения, воспроизводства и развития общества в целом; она является наиболее компетентным, ответственным, заслуживающим доверия субъектом социального действия, способным выразить интересы той значительной части населения, которая осталась за рамками корпоративных кланов, получивших доступ к власти и собственности, и поэтому представленный наукой общий интерес должен быть выражен в корпоративной форме, а для этого представителям науки необходимо осознать себя в качестве такой корпорации, сформулировать свои корпоративные интересы в форме научно обоснованной концепции взаимодействия науки и государства, конкретизированной в пакете взаимосвязанных законопроектов.

Предложенный нами метод мог бы обеспечить быструю подготовку пакетов взаимосвязанных законопроектов и учет в них интересов всей науки, но важно и то, что метод так же применим и на региональном уровне для создания законов в субъектах федерации.

Л. Полищук пишет: «Эффективность работы в науке, в том числе экономике, тесно связана с возможностью повседневного, часто неформального общения и обмена идеями. Подобная среда в России в настоящее время отсутствует, и это отсутствие в силу эффекта, известного под названием «сетевых внешних эффектов» («network externalities»), становится препятствием к возникновению данной среды». И в связи с такой ситуацией наше предложение представляется своевременным и обоснованным.

В этом же контексте можно поддержать вариант решения проблем науки, предложенный Г.В. Беловым: «В России необходимо радикально изменить отношение к электронной публикации и роли ЭБ [электронных библиотек]. Надо добиться признания Высшей аттестационной комиссией полноценности и допустимости электронных публикаций при защите кандидатских и докторских диссертаций и их размещения, если это необходимо в каком-либо депозитарии, где могут архивироваться и храниться файлы цифровых (сетевых) научных публикаций, не имеющих печатного аналога».

Поэтому развитие сетевых аспектов права, в том числе для развития правовой науки и образовательных целей, представляется совершенно необходимым, и особенно актуально это для регионов.

Использование и развитие представленных методов является условием успешной разработки новой юридической теории в виде правовой доктрины государства, реализующего программу «электронного правительства» и построения информационного общества, поскольку, как это справедливо считают А.В. Малько и К.В. Шундиков, «опыт развития многих стран показывает, что государство и общество не могут успешно развиваться без четкой стратегической концепции. Отсутствие понятных целей в политике, кризис ее идеологической составляющей – опасная и деструктивная тенденция, фактор, тормозящий прогрессивное развитие общества».

Для формирования такой стратегической концепции и необходим весь рассмотренный методологический инструментарий.

Литература

  1. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. – М., 1979. – 424 с.
  2. Бачило И.Л. Информационное право: основы практической информатики. Учебное пособие. – М.: 2001. Издание г-на Тихомирова М.Ю. – 352 с.
  3. Бачило И.Л., В.Н. Лопатин, М.А. Федотов Информационное право: Учебник / Под ред. акад. РАН Б.Н. Топорнина. – СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс». – 2001. – 789 с.
  4. Белов Г.В. Правовые аспекты формирования и использования НТИ // Проблемы информатизации. Теоретический и научно-практич. журнал / Российская академия наук, Министерство промышленности, науки и технологии Российской Федерации. – М., 2001, вып. 2, – С. 53–60.
  5. Гаврилов О.А. Курс правовой информатики. Учебник для вузов. – М.: Издательство НОРМА (Издательская группа НОРМА-ИНФРА.М). – 2002. – 432 с.
  6. Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология ХХ века. – М.: Республика, 1997. – С. 386–387.
  7. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. – М., 1988. – 704 с.
  8. Голоскоков Л.В. Концепция развития права и правовой доктрины государства в период формирования информационного общества // «Черные дыры» в российском законодательстве. – 2003. – № 1.
  9. Грязин И. Текст права: Опыт методологического анализа конкурирующих теорий. – Таллин: Ээсти раамат, 1983. – 187 с.
  10. Демидов А.И. О методологической ситуации в правоведении // Правоведение. – 2001. – № 4 (237). – С. 14–22.
  11. Деревнин А.А. Правотворческая техника как инструмент создания текста права // Академический юридический журнал. –2000, № 1(1). http://advocat.irk.ru/aum/1/text.php?name=1_1_4.txt
  12. Деревнин А.А. Проблема содержания и формы права // Академический юридический журнал. – 2001. – № 1(3). http://advocat.irk.ru/aum/3/3_1_1.htm
  13. Дятлов С.А. Методологическая конвергенция и анализ макропараметров сетевой экономики // Информационное общество. – 2000. – Вып. 6. – С. 29–33.
  14. Дятлов С.А. Принципы информационного общества // Информационное общество. – 2000. – Вып. 2. – С. 77–85.
  15. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. – М., 1996. – 256 с.
  16. Калиниченко В.В., Огурцов А.П. Методология гуманитарных наук в трудах В. Дильтея // Вопросы философии. – 1988. – № 4. – С. 132–136.
  17. Карбонье Ж. Юридическая социология. Перевод и вступительная статья В.А. Туманова. Благовещенск. Гуманитарный колледж им. И.А. Бодуэна де Куртенэ. – 1998. – 351 с.
  18. Кистяковский Б.А. Философия и социология права / Изд. подгот. Ю.Н. Давыдов, В.В. Сапов; Русский христианский гуманитарный ин-т. – СПб.: Изд-во Рус. Христиан. гуманит. ин-та, 1998. – 799 с.
  19. Княгинин К.Н. Юридическое технологическое знание // Юридическая наука в свете новых задач. – Свердловск, 1990. – 177 с.
  20. Лапаева В.В. Гражданское общество, правовое государство и право («Круглый стол» журналов «Государство и право» и «Вопросы философии» - материал подготовлен Н.С. Серегиным и Н.Н. Шульгиным) // Государство и право. – 2002. – № 1. – С. 12–50.
  21. Малинова И.П. Философия правотворчества.– Екатеринбург: издательство УрГЮА. – 1996. – 148 с.
  22. Малинова И.П. Юридическая герменевтика и правопонимание: Материалы к спецкурсу. Урал. гос. юрид. академия. – Екатеринбург: Изд-во УрГЮА, 1999. – 100 с.
  23. Малько А.В., Шундиков К.В. Правовая политика современной России: цели и средства // Государство и право. – 2001. – № 7. – С. 15–22.
  24. Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства: Учебник для вузов. – М.: Издательство НОРМА (Издательская группа НОРМА-ИНФРА.М), 2002. – 552 с.
  25. Общая теория государства и права. Академический курс в 3-х т. Изд. 2-е, перераб. и доп. Отв. ред. проф. М.Н. Марченко. Т. 1. – М.: ИКД «Зерцало-М», 2002. – 528 с.
  26. Полищук Л. Реформа экономического образования в России: потребности, ресурсы, мотивация // Вопросы экономики. – 2002. – № 7. – С. 44–53.
  27. Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. – М., 1995. – 415 с.
  28. Современная западная философия. Словарь. 2-е изд. перераб. и доп. – М.: ТОН-Остожье, 1998. – 543 с.
  29. Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. – М., 1977. – 695 с.
  30. Суслов В.А. Герменевтика права // Правоведение. – 2001. – № 5 (238). – С. 4–12.
  31. Тарасов Н.Н. Методологическая ситуация в современном правоведении: аспекты анализа // Академический юридический журнал. – 2001. – №. 3(5). – С.4–15. http://advocat.irk.ru/aum/5/5_1_1.htm
  32. Федотова В.Г. Теория и жизненный мир человека / В.Г. Федотова, Н.М. Смирнова, А.В. Барбасов и др.; Отв. Ред. В.Г. Федотова; РАН, Ин-т философии. – М.: ИФРАН, 1995. – 206 с.
  33. Фрош А.А. Понятие правосферы // Внетеоретические формы отражения права. – Тарту, 1990. – Вып. 5. – С. 8–11.
  34. Хейзинга Й. Homo ludens; В тени завтрашнего дня / Пер. с нидерл. и примеч. В.В. Ошиса; Общ. ред. и послесл. Г.М. Тавризян. – М.: Прогресс. Прогресс-Академия, 1992. – 459 с.
  35. Хеффе О. Политика, право, справедливость: Основоположения критической философии права и государства / Пер. с нем. – М.: Гнозис, 1994. – 319 с.
  36. Цвылев Р.И. Метаморфозы индустриальной экономики: проблема экономических измерений // Мировая экономика и международные отношения. – 2001. – № 2. – С. 11–19.
  37. Bruce T.R. Public Legal Information: Focus and Future // The Journal of Information, Law and Technology (JILT). 2000. N 1. http://elj.warwick.ac.uk/jilt/00-1/bruce.html
  38. Cahir J. Understanding Information Laws: A Sociological Approach // The Journal of Information, Law and Technology (JILT). 2002. (3). http://elj.warwick.ac.uk/jilt/02-3/cahir.html
  39. Derrida J. Writing and difference. Chicago, 1978. – 342 p.
  40. Heidegger M. Unterwegs zur Sprache. 7. Aufl. Pfullingen, Neske, 1982, 1959. – 269 S.
  41. Reidenberg J.R. Governing Networks and Rule-Making in Cyberspace, http://web.archive.org/web/19971119123936; http://www.law.emory.edu/ELJ/volumes/sum96/reiden.html
  42. Schweighofer E. The Revolution in Legal Information Retrieval or: The Empire Strikes Back // The Journal of Information, Law and Technology (JILT). 1999 (1). http://elj.warwick.ac.uk/jilt/99-1/schweigh.html

Голоскоков Леонид Викторович

Copyright © 1994-2016 ООО "К-Пресс"